Тема восстановлена из заблокированного форумаБелогвардеец
Количество сообщений: 1152
Дата регистрации: 2009-07-03
Возраст: 29
Тема: Re: Назаровский рейд из Крыма на Дон. Вт 11 Сен 2012, 08:53 Интересует маршрут рейда по ОВД. Как я понимаю они шли так - Новониколаевская, Матвеев Курган, затем видимо северней, через Агафоновку (обходя Казачьи Лагеря в которых дислоцировались силы красных) вышли на Александровск-грушевский (Шахты) и затем по дороге (которая и нынче лежит как и сто лет назад) Мелиховская-Раздорская-Кочетовская и в Константиновскую? Или после Шахт они выдвинулись по другой дороге приводящей к Верхне-Кундрючей и затем на Юг кНижне-Кундрючей и форсировав Донец к Константиновской?
Готовлю репортаж, позавчера побывал там, спасибо браты за действия!
Да! И когда Назаровцы вошли в Константиновскую?
Краткая биография Ф. Д. Назарова, полностью на основе статьи Ленивова А. К. Для выпуска Баклановского Удара.Назаров Ф. Д. Донской казак станицы Новониколаевской Таганрожского округа Всевеликого Войска Донского. Родился в августе 1890 года в семье казака рыбопромышленника Дмитрия Ивановича Назарова. Окончил гимназию и учительскую семинарию, после чего с 1910 по 1915 год учительствовал в разных станицах ВВД. В начале 1915 года мобилизован и отправлен в Новочеркасское казачье военное училище на ускоренное обучение и в августе 1915 , в чине прапорщика, в составе 7-го Донского казачьего полка выступает на Германский фронт. Пробыв в строю на фронте до лета 1917 года, хорунжий Ф. Д. Назаров был избран делегатом от полка на Общеказачий Фронтовой Съезд собравшийся в Киеве, где выделившись своими прекрасными способностями был избран товарищем сего Съезда.
Незаурядные ораторские способности Назарова привлекли к нему внимание казаков, и его имя стало широко известным в казачьей массе.
В развернувшихся вскоре событиях на Дону, Назаров одним из первых принял активное участие, под командованием Алексея Максимовича Каледина Назаров сражался с коммунистами Ростова на Дону, где получил ранение в правую руку. Несмотря на ранение оставался в строю, и по занятии Ростова приступил к формированию добровольческих партизанских отрядов.
Сформированные отряды вели бои на западной части фронта, и 12 февраля Назаров в составе Отряда Вольных Донских казаков уходит в легендарный Степной Поход. Проявив себя храбрым и ответственным командиром, произведен в сотники а затем в есаулы. Во время наступления казаков на север назначен командиром 42-го Донского Казачьего конного полка, вел боевые действия в районе Донецкого каменно-угольного района затем Украины.
После поражения ВСЮР полк Назарова был эвакуирован в Польшу, но вскоре отправился в Крым, откуда совершил свой знаменитый рейд на Дон в июле 1920 года.
Будучи в эмиграции с декабря 1920 года, Назаров занимался сельским хозяйством, активно участвуя в белоэмигрантских политических формированиях. Весной 1932 года, полковник Назаров при поддержке Боевой Эмигрантской организации отправляется в советский союз на Дальний Восток, где создал боевой отряд из Уссурийских, Сибирских и Амурских казаков для борьбы с коммунистической властью.
Летом 1932 года, в одном их набегов на отряд полковника Назарова был окружен превосходящими силами ЧОНа и почти полностью уничтожен. В кровавом бою был убит сам полковник Назаров и его брат.
***Контра
Количество сообщений: 412
Дата регистрации: 2011-06-24
Возраст: 41
Географическое положение: Нижний Дон
Тема: Re: Назаровский рейд из Крыма на Дон. Вт 11 Сен 2012, 20:58 Здорова бывал,Брат казак!
В Константиновскую Назаровцы зашли 24 июля (по новому стилю)...
Касаемо биографии Назарова,трохи неточности,а именно:После разгрома отряда.,
"Эмигрировал 11.1920: Турция (Галлиполи), Болгария (1921). В 1921 г. уехал на Дальний Восток с целью принять участие в борьбе с коммунизмом в рядах Белой армии. Командир повстанческого отряда в Азиатском корпусе генерала Унгерна. После разгрома белых отрядов в Монголии, 1921 — 1922, эмигрировал в Маньчжурию и затем (с 11.1927) в Китай. Участвовал в набегах белогвардейских отрядов на Россию, участвовал в боях во время советскокитайского конфликта 1929 (белоповстанческие отряды, прикрываемые войсками Маньчжурского («Мукденская армия» Чжан Сюэ-ляна) захватили населенные пункты и всю КВЖД (Китайско-восточную железную дорогу), арестовали более 200 советских граждан, работающих в различных учреждениях и отделах этой магистрали. Больше того, более 60 000 китайских войск Чан Кай Ши к 10.1929 сосредоточились у границ советского Приморья). В результате проведенной в течение 17—18.11.1929 боевой операции Особой Дальневосточной армией (командарм Блюхер) в районе железнодорожных станций Маньчжурия-Чжалайнор и Хайлара разгромили основную группировку китайских войск. Китайские войска были разгромлены и на других направлениях. 29.12.1929 в Хабаровске был подписан протокол о полном восстановлении положения, существовавшее до 07.1929). Однако некоторые партизанские белогвардейские отряды, включая отряд полковника Назарова, продолжали совершать налеты на советские приграничные районы в этой части Приморья. В одном из таких эпизодов партизанский отряд был окружен у станции Пограничная, и полковник Назаров 17.06.1930 застрелился."
....В эмиграции он был меньше года,с 1921 по 1930(32?)гг. до последнего дыхания, Назаров сражался с большевиками.У Ленивова не совсем точно...Я много "перелопатил" по его биографии) собирал воедино из разных ист.источников(В этой теме биогр. что я собрал и обобщил воедино,мой пост: Сб Дек 17, 2011 11:45 am)..Одно жаль точно не могу определить дату гибели .толи 1930,то ли 1932г...
http://www.hrono.ru/biograf/bio_n/nazarov_fd.php_________________
посмотри мой пост в этой теме
***Белогвардеец
Количество сообщений: 1152
Дата регистрации: 2009-07-03
Возраст: 29
Тема: Re: Назаровский рейд из Крыма на Дон. Ср 12 Сен 2012, 11:51 Слава Богу! Спасибо уважаемый
Сергей!Сейчас работаю над оформлением и моушн-дизайном исторической справки, она должна бить в грудь посмотревшего ее.
Неоднократно встречаюсь с расхождениями в ист.справках Ленивова, но тем не менее по Донцам он хорошо отображает персоны Белой Борьбы.
***Белогвардеец
Количество сообщений: 1152
Дата регистрации: 2009-07-03
Возраст: 29
Тема: Re: Назаровский рейд из Крыма на Дон. Чт 03 Янв 2013, 01:40 Интересная статья, о Назарове. (Военная быль, 1958, №28-32)
Иван Сагацкий
С Назаровым под Вознесенском (1919 г.)Вместо предисловияИмя и необыкновенное боевое прошлое полковника Феодора Дмитриевича Назарова заслуживают внимания любого военного историка, интересующегося Гражданской войной. Назаров появился в боях под Таганрогом в самые первые дни Гражданской войны, во главе собственного партизанского отряда, и кончил войну с большевиками во Внешней Монголии, сложив свою жизнь на поле брани только тогда, когда все мы уже устраивали за границей нашу спокойную жизнь. Все было кончено — Крым, борьба генерала Семенова.... Назаров продолжал войну один на Дальнем Востоке. Красная армия должна была приложить много, усилий прежде, чем затихли последние выстрелы его отряда...
Деятельность Назарова прошла вне запаха тыловых учреждений, Назаров, как, офицер, сторонился его и предпочитал ему другие, более грубые, запахи фронта.
Имя Назарова стало широко известным на Дону в 1918 — 1919 годах по сводкам и приказам по Войску Донскому, где неоднократно отмечалась блестящая боевая деятельность сначала есаула, потом полковника Назарова во главе 42-го Донского Казачьего полка в операциях под Царицыным и позже, на Украине.
Полк Назарова в эпоху расцвета его славы под Вознесенском, насколько мне не изменяет память, состоял из 2-х конных сотен, представлявших, собой Партизанский конный дивизион; 2-х конных регулярных сотен; 9 пеших, передвигавшихся исключительно на подводах; подрывной команды и команды связи; очень сильной пулеметной команды и двух 3-дюймовых пушек, отбитых у большевиков.
Этот 42-й или, как его называли более просто "Назаровский" полк, набранный из казаков низовых станиц, главным образом из станицы Ново-Николаевской Таганрогского округа, составлял со 2-м Лабинским Кубанским полком Отдельную Казачью бригаду, приданную к Добровольческой Армии на Украине. Бригадой командовал генерал-майор Скляров.
Вспоминая, виденное и пережитое в рядах Назаровского полка, где я провел лето 19)19 года добровольцем в 1-м взводе 1-й партизанской конной сотни, Я хочу внести посильную лепту участия в сохранение истории этого доблестного полка и отдать долг уважения имени моего боевого командира.
Да будет легка ему азиатская земля, приявшая его честную и смелую жизнь! Глубокий поклон ему от его бывшего партизана.
***Я увидел Назарова в первый раз в нашей станице Ново-Николаевской, — летом 1918 г.: небольшого роста, подтянутый офицер, со смуглым лицом и коротко подстриженными черными усиками, шел, тихо разговаривая, как будто с самим собою, по улице станицы. 3а его спиной совершенно свободно следовал заседланный караковый конь. Он очень внимательно прислушивался к словам шедшего впереди его офицера. Стоявший рядом со мной пожилой казак шепнул мне:
— Это наш Назаров. Погляди-ка, как он разговаривает с конем... Больших кровей лошадь.... Н-да... — и прищелкнул в восхищении языком.
Пройдя вперед, Назаров остановился и сказал что-то лошади. Та сама подошла к нему и Назаров спокойно сел на нее. А потом, повернув коня, он послал его на ближайший плетень сада. Лошадь легко перемахнула через него и сейчас же, почти с места, взяла его обратно. Мы переглянулись с казаком в изумлении.
Мое близкое знакомство с Назаровым оказалось, к сожалению, весьма неудачным.
Кончив Донской кадетский корпус в 1919 году, я опять приехал в мою станицу. Невдалеке от нашего дома, на церковной площади, 'происходило "каждый день обучение молодых казаков, предназначенных для пополнения 42-го Донского полка.
Однажды с группой сверстников-друзей я издали наблюдал за учением, когда заметил подъезжающего к нам верхом Назарова.
Приблизившись к нам, он спросил:
— Господа, не может ли кто-нибудь из вас посмотреть за моей лошадью? Мне надо проверить моих казаков. Если же кто-нибудь из вас умеет сидеть на лошади, то он сможет проездить моего "Зораба". Хотите, кадет? — обратился Назаров ко мне.
Я вспыхнул от гордости и ответил:
— Так точно, господин есаул!
— Тогда садитесь и поезжайте. "Зораб" выезжен очень хорошо, но, помните, что это — чистокровный англо-араб. Поэтому в мыле не приводите его обратно.
Я сел на лошадь и поехал по улице, ведшей к нашему дому.
"Зораб" шел легко, - танцуя и прося повода. Проезжая мимо нашего сада, я заметил в нем мать и приветственно помахал ей рукой. Но тут произошло что-то ужасное: из подворотни ближайшего дома наперерез "Зорабу" вынеслось три огромных волкодава, они в ярости бросились под ноги коню, стараясь укусить его. "Зораб" от испуга прыгнул в сторону, взвился на дыбы и потом, заложив уши назад, помчался полным карьером по улице... Фуражка моя слетела. Я вцепился в коня и не старался удержать его.
Только на самой окраине станицы мне удалось перевести "Зораба" на шаг. Перепуганный конь дрожал всем телом. К моему глубокому стыду, он был совершенно мокрый и покрытый хлопьями мыла.
Когда я привел его на площадь, Назаров очень строго посмотрел на меня, но не сказал ничего обидного. Я был очень смущен.
Некоторое время спустя станица опустела: молодые казаки ушли на фронт. Как-то не сговариваясь, несколько моих друзей и я сам решили ехать тоже к Назарову в полк.
Самое трудное было уговорить мать добровольно отпустить меня на фронт. Бежать из дому, как это я уже делал в начале Гражданской войны, я больше не хотел. Мать, узнав о моем решении, умоляла меня не бросать ее: отца уже не было, старший брат дрался на Кубани, в рядах Дроздовского конного полка. Но я был непоколебим и угрожал, в случае отказа, уехать на фронт без благословения. Мы проговорили с матерью всю ночь. Когда стало уже светать, мать в изнеможении тяжело вздохнули и сказала мне:
— Ну, что ж, тогда поезжай с богом. Пойдем, помолимся вместе....
Мы стали с нею на колени перед нашими почерневшими старинными образами, а затем мать, заливаясь слезами, простила и благословила меня в ратный путь.
Мы сначала приехали в Кривой Рог, только что очищенный от большевиков восстанием офицеров. Запуганный хозяин пустой гостиницы, где нам были отведены комнаты, долго и растерянно извинялся за беспорядок: в залах валялись переломанная мебель, груды разбитого стекла, на полу виднелись какие-то подозрительные темные пятна, обои были испещрены следами пуль.
Потом мы проехали Никополь и, наконец, в имении "Красное Озеро", в Екатеринославской губернии, догнали 42-й полк. Назаров принял нас и приказал зачислить всех в 1-й взвод 1-й Партизанской конной сотни. Ею командовал выслужившийся из простых казаков в германскую войну хорунжий Воропаев, высокий, сухощавый и молчаливый, с темным от степного загара лицом. Вахмистром же нашим оказался новочеркасский реалист Иван Ашуркин, доблестный партизан Чернецовского отряда и Степного похода.
Командиром Партизанского конного дивизиона был сын директора Новочеркасском гимназии есаул Фролов. Небольшого роста, со светлыми волосами, в пенсне, всегда веселый, он был общим любимцем партизан. Точно также любили все и Назарова.
42-й полк стоял на отдыхе, приводя себя в порядок после недавних боев на Днепре, в особенности у Кичкаского моста. Большевики, кажется, отходили на запад, в сторону Херсонской губернии.
Через несколько дней полк выступил в поход. Деятельность наших конных сотен проходила в разведке и в охранении полка, продвигавшегося вперед довольно осторожно. Разъезды, наконец, выяснили, что противник несомненно отходит прямо на запад и такими же этапами, как и 42-й полк. Из-за этого расстояние, отделявшее нас от большевиков, оказывалось почти все время неизменным, приблизительно 30 — 50 верст. Войти в соприкосновение с красными нашим разъездам никак не удавалось. В одну из дневок, наш взвод, под начальством казака-урядника, был послан за фуражем в соседнюю слободу. Придя туда, мы расположились с лошадьми во дворе богатого мужика, которому было поручено собрать и подготовить к отправке заказанный фураж. Я остался с лошадьми и моими друзьями на воздухе, а партизаны разошлись по соседним дворам, в поисках еды.
Некоторое время спустя, из хаты хозяина понеслись громкие бабьи крики, плач, возмущенные голоса. Мы увидели нашего взводного урядника и нескольких партизан, тянувших из дома ворох какого-то добра. Они отбивались от насевших на них баб, которые умоляли казаков отдать им вещи. За ними выскочил и сам хозяин, окруженный мужиками, возмущенный и тоже увещевавший казаков. В это время мальчишка — сын хозяина, пользуясь суматохой, бросился в конюшню и сейчас же вылетел из нее галопом на неоседланной крестьянской лошади. Пронесшись через двор, он карьером помчался в штаб полка,
Не прошло и четверти часа, как мы услышали вдали приближающийся звон бубенчиков. Затем во двор, в облаке пыли, внеслась тачанка. С нее сошел Назаров и его адъютант. Они прямо направились к дому хозяина. На пороге Назаров сказал уряднику:
— Немедленно собрать взвод!
Когда взвод выстроился, Назаров подошел к строю и размеренно объявил:
— Здесь произошел грабеж. Я сажусь один в глубине комнаты, что налево от входа, спиной к двери, и кладу перед собой часы. Даю ровно десять минут, чтобы все награбленное было возвращено и сложено у порога комнаты. Если после десяти минут хозяин мне заявит, что чего-то не хватает, будет обыск. Виновного лично пристрелю тут же на месте. — Назаров вынул из кобуры наган, проверил барабан и вошел в избу.
Поднялась суматоха: из сум и подушек быстро появились запрятанные в них вещи. Торопясь, почти бегом, провинившиеся сносили их в хату и, бросив на пороге комнаты, сконфуженно возвращались ко взводу. Все это было закончено в несколько минут.
Через четверть часа Назаров вышел из дома, закладывая наган в кобуру. Мужики и бабы, утирая
слезы, громко благодарили его и кланялись до земли. Зрелище было не из приятных.
Назаров бросил взводу:
— Все в порядке. Чтобы подобного больше не повторялось!
Сев в тачанку, он приказал вознице трогать и понесся обратно в полк.
На следующий день Партизанский дивизион выступил дальше. Стояло очень жаркое и сухое лето. Каждый день разведка сообщала один и тот же результат: — Противник отходит на запад и находится приблизительно в 40—50 верстах. — Каждое утро в безлюдной ровной степи расходились дозоры, вытягивались по проселочной дороге головные конные части 42-го. полка. Хлеб кое-где был уже скошен. В других местах расстилались еще несжатые кукурузные поля, дозревающие бахчи.
Мы прошли какое-то богатое пустое имение, где нашли штаб нашей бригады. Потом опять открылись со вех сторон необозримые пространства Херсонской степи...
На одной из остановок поздно вечером меня вызвали по списку:
— Ты назначаешься в глубокую разведку, — сообщил мне вахмистр Ашуркин.
В полной темноте, назначенная в разведку группа партизан собралась на окраине деревни. При свете потайного фонаря начальник разъезда прочитал поставленную нам задачу. Она сводилась к тому, чтобы во что бы то ни стало догнать отступающего противника, войти в боевое соприкосновение с ним и этим выяснить его силы.
Мы тронулись в путь. Разговаривать и курить было строжайше запрещено. До рассвета разъезд шел очень осторожно, с сильно подтянутыми дозорами, но, как только начало светать, дозоры продвинулись далеко вперед и в стороны, а колонна пошла переменным аллюром.
Около полудня, слева oт дороги показались постройки кирпичного завода отца Троцкого.
Часам к двум, под палящим безветренным небом, отряд добрался до деревушки немецких колонистов, вытянувшейся вдоль большого шляха, который уходил прямо на юг. Немцы спокойно приняли нас, сами занялись нашими лошадьми и потом кормили партизан сытным завтраком. Они сказали, что накануне здесь прошел небольшой отряд большевиков. Награбив у них всякого добра, красные сейчас же ушли дальше на запад. Большевики могли быть в данный момент в соседней большой слободе. До нее оставалось еще немного более пяти верст. Начальник разъезда прикинул время и, несмотря на утомленность лошадей и людей, решил идти дальше. Когда мы выезжали из деревни, на юге, далеко над горизонтом, наметился большой высокий столб пыли. Немец-колонист беспокойно поглядел на него и сказал:
— Кто-то идет сюда... Много людей, а кто они? Ваших тут нет. Уходите, пока вас не заметили... — и объяснил дорогу к слободе.
За деревней расстилалось довольно большое болото. Через него была положена длинная шаткая гать. Пройдя ее, мы свернули с дороги и пошли рысью по открытому полю.
Солнце спускалось низко над горизонтом, когда разъезд остановился. Перед нами лежала широкая лощина, за нею, верстах в полутора от нас, — большая слобода, утопавшая в зелени садов.
Начальник разъезда, рассмотрев подступы к ней, вызвал трех охотников и приказал им въехать в слободу с разных направлений. Выяснив от жителей, где находятся в данный момент большевики, партизаны должны были немедленно присоединиться к отряду.
Два партизана начали разъезжаться, спускаясь по склону лощины. Третий немного задержался и, когда он собрался ехать, разглядывавший в бинокль местность юнкер обратил наше внимание на какого-то конного в защитной форме, стоявшего в полуверсте от нас в открытом поле. Он не замечал нас и продолжал разговаривать с какой-то бабой. Мы указали конного нашему третьему охотнику и тот, сбросив винтовку, сразу пошел к конному. Тот долго не замечал нашего партизана и только тогда, когда последний выстрелил на скаку в него, и перешел в карьер, красноармеец подтаял свою лошадь и помчался к слободе. Оба всадника исчезли в зелени ее садов.
Наступила полная тишина. Мы ждали дальнейшего, всматриваясь в окраины деревни.
Вдруг в нескольких местах послышались беспорядочные выстрелы, перешедшие вскоре в настоящую перестрелку. Она вспыхивала с промежутками несколько раз. Где-то в глубине деревни заработал пулемет. Стрельба отдалялась, потом стихла совсем. Наступило томительное долгое молчание. Наши партизаны не появлялись обратно. Все становилось возможным: может быть, все они трое были перебиты в деревне.
Несколько партизан вызвались ехать в слободу узнать, в чем дело, но в это время на окраине ее один за другим показались наши разведчики.
Они рассказали, что в слободе они нарвались на группу большевиков, грузивших какое-то имущество на подводы. Красные открыли огонь, и бросились уходить в сторону полустанка Трикраты. От местных жителей партизаны узнали, что большевики отходят на город Вознесенск, где много красных. До Вознесенска оставалось верст десять. Встреченный в слободе отряд большевиков насчитывал человек пятьдесят. Конный же, обнаруженный в поле, успел уйти от нашего партизана благодаря большой резвости его лошади.
Задача была выполнена. Сейчас же наш отряд повернул обратно и пошел бодрым ходом на соединение с полком. Уже в темноте мы прошли болото и прибыли в немецкую деревушку, так гостеприимно встретившую нас днем. Жители сообщили нам, что не больше часа тому назад здесь прошла на север большая колонна красных. Это от нее поднимался в степи высокий столб пыли, замеченный нами раньше. Таким образом, наш отряд необыкновенно удачно прошел туда и обратно: только что проследовавшая колонна большевиков и не подозревала о нашем присутствии в ее тылу. Мы шли всю ночь переменным аллюром, с очень короткими остановками, и только на следующий день, мертвые от усталости, от покрытых почти ста верст пути, присоединились к полку.
Пока мы отдыхали, по всем сотням шла быстрая и спокойная подготовка к предстоящим операциям. Немного погодя, полк выступил.
Проходя одну из деревень, населенную исключительно евреями, мы очень развеселились - вдоль дороги, в каждом дворе, стояли смирно, отдавая честь, все обитатели — старики, бабы и дети. Рядом с ними были приготовлены ведра с водой. Поднесший воду моему коню старик оказался в большом затруднении: у него не хватало сил держать ведро одной рукой и отдавать честь другой, не отрывая ее от ермолки...
Этот забавный парад был подготовлен, конечно, вахмистром Ашуркиным. проехавшим здесь до нас с группой квартирьеров.
Еще дальше я сам вызвался ехать квартирьером с тем же Ашуркиным и несколькими партизанами.
В степи мы заметили около самой дороги небольшую кучку людей: у развалин какой-то постройки стояло человек шесть казаков и заседланных лошадей. Один из них, держа лошадей, флегматично крутил папироску. Другие казаки держались полукругом и молчали. За ними, у стены, лицом к нам, стояло четыре каких-то человека, одетых не по-крестьянски, и перед ними два пожилых казаки. Я прислушался. Один из старых казаков, пощипывая свою бородку, спрашивал:
— Так, значит, ты говоришь, что ты — не жид?
От стены донеслось:
— Побей меня, Бог... Никогда не был жид. Зачем мне? Я такой же, как и все...
— А хрест-то на тебе есть? Показывай!
— Я оставил его дома. Зачем он мне в степи?
— Хм... Так ты русский.. А-ну-ка скажи: кукуруза... — и казак приложил руку к уху, наклонив его к допрашиваемому.
— Ну, что, кукугуза...
— Как? Повтори еще раз.
— Ку-ку-гуза... ну-да, ву-ку-туза...
Казак молча взял его за пуговицу и отодвинул в сторону.
— А вам чего тут, господин кадет? — вдруг обратился во мне недружелюбно ведший допрос казак.— Не ваше, значит, это дело. Наш разъезд нашел их в степу и нас только это касается... Поезжайте дальше... Мы сами разберемся!..
Мы переглянулись и отъехали. Минуть десять спустя позади глухо хлопнули два винтовочных выстрела.
К полку в эти дни продолжали присоединяться одиночками и группами добровольцы. Среди них было немало немцев-колонистов, сильно пострадавших от большевиков и ненавидевших соседей-евреев, которые в какой-то мере помогали красным. В деревушке поступил в наш дивизион рыжий рослый немец, недавно угощавший нас у себя обедом. Хотя он очень плохо говорил по-русски, ему поручили синий партизанский значок и он с гордостью на своей собственной лошади стал в голове колонны. Так мы пришли в слободу, где наш разъезд столкнулся с большевиками.
Создавшаяся в уто время обстановка на фронте представлялась следующим образом: Одесса, только что была взята восставшими офицерами. Под натиском Добровольческой Армии большевики отступали с боями на север, вдоль единственной железнодорожной линии, ведшей на Вирзулу. Среди красноармейских частей были полки, сформированные целиком из матросов Черноморского флота, отличавшиеся особенным мужеством и жестокостью в бою. Отступление большевиков поддерживалось десятком бронепоездов, которые были вооружены и легкими, и тяжелыми морскими орудиями. В массе отступавших, где то был и Раковский, вывозивший с собою все денежные запасы ограбленных одесских банков.
Бригаде генерала Склярова была поручена задача перерезать красным путь отступления, захватив и удерживая Вознесенск с его большим мостом через Бут и важными железнодорожными депо.
Назаров подтвердил по сотням, что по установленным в его полку правилам, треть всей добычи, захваченной в бою, отойдет взявшим ее, будь то золотые запасы города Одессы или что-нибудь иное.
Мы недолго отдыхали в слободе. После полдня раздалась команда и сотни стали вытягиваться по проселочной дороге, обходя идущие справа подводы с пехотой 42-го полка, среди которых, в черной старомодной карете, ехал Назаров. В хвосте этой длинной колонны тянулись две трехдюймовые пушки назаровцев. Чувствовалось, что происходит что-то важное. Партизанские сотни пошли рысью вперед.
Ровная и открытая местность слегка повышалась. На близкой линии горизонта намечалось несколько низких холмов. Туда галопом проскакал Назаров, обогнав нас. Вторая конная партизанская пошла вправо. Командир сотни назначил меня коноводом и я принял пять лошадей партизан моего взвода. Сотня спешилась и, рассыпаясь в цепь, пошла вперед. Партизаны вскоре исчезли за перегибом местности.
Немного погодя везший донесение казак сообщил, что невдалеке виден полустанок Трикраты, и к нему со стороны Вознесенска подходит бронепоезд.
Вдруг впереди послышалась ружейная стрельба. Потом над полем грянуло с треском несколько низких разрывов шрапнели. Следующая очередь покрыла лошадей и коноводов, другие разрывы наметились около холма, где находился Назаров. Беглым артиллерийским огнем бронепоезд обстреливал весь участок 42-го полка. В грохоте шрапнелей и гранат, по степи потянулся к нам крик:
— Коноводов!..
На горизонте появились быстро отходившие назад партизаны. Они разобрали лошадей. Сотня села и. рассыпаясь в лаву, пошла вперед.
С перегиба местности открылась картина: впереди полого-снижающиеся поля несжатой кукурузы и приблизительно в одной версте от нас постройки полустанка Трикраты; немного вправо, у проселочной, дороги, пересекавшей железнодорожную линию, поднятый шлагбаум. Дорога эта поднималась и, извиваясь лентой в степи, вела на запад в сторону Буга. Влево, за поворотом железнодорожного пути виднелись дымки паровозов, дома Вознесенска, небольшое светлое пятно Буга. Только что прошедший бронепоезд красных, перенося огонь на разные участки нашего расположения, быстро уходил на север.
Сотни, не получая приказаний, стояли под огнем. Наконец, командир сотни, вынув шашку, крикнул:
— Сотня за мною... марш!..
Лава выровнялась, перешла в рысь, потом в галоп. С полустанка стреляли, но, когда мы уже подходили к полотну железной дороги, выстрелы стихли. Станцию мы нашли пустой.
Взвод получил приказание выводить все пустые вагоны с запасных путей и набивать их чем попало, чтобы зажечь их на главном пути. Другие взводы занялись чисткой станционных построек, резкой проходов и пр. В это время, заметивший нас издали бронепоезд вдруг сразу перенес свой огонь на занятый нами полустанок. Под разрывами снарядов мы с трудом справлялись с делом. Несколько вагонов было уже подведено к главному пути, но мы никак не могли справиться с заклиненной стрелкой. Пока над нею возились несколько человек, остальные продолжали искать и подносить дерево, солому, шпалы и набивать ими вагоны.
В это время кто-то крикнул:
— Осторожно, справа от Вознесенска, подходит товарный поезд.
Около вагонов, посредине двора, был колодец с журавлем. За ним стоял домик железнодорожника. На ступеньках его, глядя на нашу суету, переговаривались между собою две женщины — одна уже старая, другая моложе, с ребенком на руках.
Внезапно из домика на двор выбежал железнодорожник. Громко ругая нас непечатными словами, он бросился к колодцу.
— Осторожно... поезд из Вознесенска в одной версте. Впереди, кажется, пушка, — снова прокричали с главного пути.
Стало ясно, что мы никак уже не успеем вывести вагоны на него. Партизаны начали поджигать вагоны. Но в этот момент железнодорожник подбежал с ведром воды и выплеснул его в огонь. Он сейчас же побежал опять к колодцу. Его поймал за рукав партизан:
— Брось, не время шутить с огнем!... — но железнодорожник вырвался и стал набирать воду снова. Так, ругая нас, он умудрился выплеснуть в горящие вагоны еще два ведра. Но, когда он опять от колодца закричал, указывая в сторону Вознесенска :
— Подождите, сейчас наши дадут вам "белогвардейская св....", — совершенно озверевший партизан бросил окружающим: — "Разойдись!", — и, вскинув винтовку, выстрелил ему в затылок. Железнодорожник с наполненным ведром грохнулся на землю...
Раздумывать было некогда, С противоположной стороны полотна раздалась команда:
— По коням!..
Под непрекращающимся обстрелом бронепоезда, и уже на виду у состава, шедшего из Вознесенска, мы оставили станцию и помчались обратно к холмам. Дойдя благополучно до них, сотня остановилась и снова повернулась лицом к полустанку. Правее нас против шлагбаума, виднелась лава 2-й партизанской сотни. Подходивший к станции поезд был составлен следующим образом: впереди на открытой платформа стоял черный автомобиль, который партизаны издали приняли за пушку; дальше был паровоз и за ним вагонов сорок товарного поезда. Состав продвигался вперед очень осторожно. Бронепоезд прекратил огонь и еле был заметен на горизонте, верстах в пяти от нас. Все с любопытством следили за товарным поездом. Из полуоткрытых вагонов его виднелись фигурки красных, стрелявших по сотне. Поезд проходил Трикраты.
Когда платформа с автомобилем оказалась около шлагбаума, с нее, с изумительной быстротою, на наших глазах был сгружен на дорогу автомобиль.
— Давай пушки! Бей по автомобилю!.. — понеслось по лаве. Большевики из вагонов усилили огонь. Поезд остановился.
У шлагбаума происходило какое-то замешательство. Увы, обе наши пушки, видимо, меняли в это время позицию, молчали и только, когда от шлагбаума автомобиль с четырьмя людьми во всем черном понесся в сторону Буга, послышались выстрелы наших орудий. Автомобиль мчался среди разрывов и благополучно уходил на запад.
Паровоз с пустой платформой вдруг отделился от состава и, набирая ход, начал уходить под прикрытие бронепоезда. Наши пушки выпустили и его. Тогда из брошенного состава понесся рев и ругань. Большевики, бросив стрельбу, тянули кулаки вслед уходившему паровозу...
Хорунжий Воропаев сделал знак шапкой и лава 1-й партизанской пошла на поезд. Оттуда снова град пуль. Сотня шла рысью, прямо в лоб, и начинала охватывать поезд слева, 2-я партизанская огибала его справа. Потом все бросились вперед полным карьером. уже отчетливо были видны лица красноармейцев, выцеливавших нас из вагонов, но потом их огонь сразу оборвался. Подлетев к первому вагону, я увидел, что он был пуст. Поезд оказался брошенным большевиками, не выдержавшими конной атаки. Когда я объехал его, с другой стороны уже стояла большая толпа пленных в одном белье. Их выстраивали в одну линию. Высокий офицер 2-й сотни, в маленькой кубанской папахе, сбитой на затылок, с рыжеватыми усами и неподвижно-стальными глазами, спокойно следил за построением. Он появился в полку не так давно, спасшись, несмотря на серьезную рану, от большевиков, которые буквально на его глазах, перебили всю его семью в имении.
Когда все было готово, он подошел к правофланговому пленному и спросил его:
— Ты где служил раньше?
— Я матрос Черноморского флота.
— А ты помнишь, какой был флаг па русских довоенных кораблях?
— Белый.
— А на белом было ли еще что-нибудь?
— Какой-то синий крест... Андреевский, что ли, а что мне до него? — нагло ухмыльнувшись, ответил матрос.
— Так вспомни об этом кресте сейчас! — и офицер, перевернув нагайку, дважды по диагонали ударил матроса по лицу окованной рукояткой. Тот наклонил голову, выплюнув выбитые зубы...
Так офицер, с теми же вопросами обходил весь фронт захваченного в плен 5-го матросского полка.
— Кадет, — услышал я за спиной: — отыщите командира полка и устно от моего имени передайте ему донесение об исходе атаки. — Xoрунжий воропаев назвал мне цифры захваченных пленных, имущества и оружия, и я помчался к холмам, где должен был быть Назаров.
Я нашел его по "Зотову", свободно стоявшему за спиной Федора Дмитриевича. Назаров, не отрываясь от бинокля, продолжал рассматривать местность.
— Отлично, — отозвался он, когда я кончил доклад: — передайте командиру сотни, что мы идем дальше в Вознесенск.
На заходе солнца мы вступали в город. На окраине его нас встретил оркестр музыки, игравший до изнеможения старый Егерский марш. Музыканты, почти исключительно местные евреи, представляли собой пеструю толпу оборванцев, но все трубы оркестра были обвиты широкими, слишком бросающимися в глаза, национальными лентами.
Наша сотня была расквартирована тут же на северной окраине Вознесенска.
В течении нескольких дней мы отдыхали спокойно город даже устроил нам какой-то концерт-бал. 1-я партизанская сотня, как наиболее потрудившаяся за последние дни. была назначена в резерв полка. Настроение в городе было, однако, весьма тревожное и все держались начеку: по сведениям, в Вознесенске скрывалось много большевиков, спасшихся из-под Трикрат, и группа комиссаров, которых никак не могла выловить наша контрразведка. С другой стороны, из-под Одессы должны были рано или поздно подойти прорывающиеся на север красные. Штаб полка разрешил только короткие отлучки, да и то почти исключительно по служебным делам.
И вот за Бугом послышались орудийные выстрелы. Над Вознесенском загудели первые снаряды большевиков, пробивавших себе путь на север. Снаряды рвались в разных местах города, но больше всего обстреливалась сторона расположения нашей сотни: красные нащупывали пороховые склады, находившиеся где-то в степи, невдалеке от нас.
В это время произошла любопытнейшая история. Как-то утром, несмотря на обстрел города, мои друзья отлучились, поручив мне присматривать за лошадьми и вещами.
Оставшись один, я начал рассеянно рассматривать нашу комнату. По стенам ее между олеографиями и полувыцветшими фотографиями были приколоты кнопками какие-то открытки. Разглядывая их вблизи, я машинально, будучи с детства страстным коллекционером марок, поинтересовался узнать, что за марки находятся на обратной их стороне. Отогнув осторожно угол одной открытки, я узнал старую русскую восьмикопеечную марку и мысленно решил попросить ее для себя, когда увижу хозяина. Однако мое любопытство на этом не остановилось и я перешел к осмотру других открыток.
За наклонно-висевшей большой фотографией в раме я заметил пачку свернутых в трубку бумаг. Среди них торчали углы засунутых туда открыток. Я протянул руку за одной из них, но она была сильно сжата бумагами. Я потянул ее, но тогда вместе с нею вывалился из-за портрета на пол весь ворох бумаг. Некоторые из них при падении раскрылись. Это были какие-то счета, свидетельства из сельского совета и т. д. Но одна маленькая бумажка почему-то привлекла мое внимание, как я думаю теперь, просто необычно плохим качеством ее бумаги. Я развернул ее и сразу не понял, в чем дело. В верхнем левом углу ее стояла советская эмблема — серп, молот и прочее, под нею "5-ый матросский пехотный полк". Дальше удостоверялось, что предъявитель сего документа ("имя рек) является, действительно, рядовым этого полка, что подписью и печатью удостоверяется. Внизу стоял росчерк комиссара. Дата выдачи свидетельства была совсем недавняя. Я сильно опешил, когда сообразил, что указанные в удостоверении имя и фамилия те же, что и нашего хозяина. Я спрятал в карман эту бумажку, привел в порядок рассыпанные свертки и когда вернулся Ашуркин рассказал ему о моей находке. Сейчас же вдвоем мы выработали план действий и для верности, решили не говорить о нем решительно никому.
Утром следующего дня мы под каким-то предлогом дали хозяйке пачку денег и заказали ей к вечеру хороший обед. А самому хозяину было поручено раздобыть четверть крепкого самогона. К обеду мы пригласили и его, а также, чтобы было ему веселей, посоветовали привести с собой двух его родственников-мужиков, живших неподалеку на нашей улице.
Когда все собрались — нас четверо партизан и трое крестьян, — мы сразу приступили к еде, широко угощая водкой мужиков. После полуночи, когда они оказались достаточно пьяны, я встал, подошел к дрери, запер ее и положил ключ в карман.
— Довольно, — переменив тон, обратился Ашуркин к гостям: — теперь будем говорить о делах. Кто из вас служил у большевиков и дрался против нас?
Пьяные мужики не поняли сразу вопроса, но, Ашуркин потянулся к заряженной винтовке, они, заметив, что тот, взводит курок, сразу стихли. Видимо, они стали быстро приходить в себя.
— Никто не служил и не дрался против вас. Какие мы военные? Мы хлеборобы. Будь они прокляты — все эти большевики... — запротестовали наперебой мужики.
Тогда Ашуркин вынул из кармана рубашки удостоверение, которое я передал ему, и, глядя на хозяина, начал разворачивать бумажку. Мы с напряжением следили за мужиками. Глаза хозяина раскрывались все больше и больше...
— Ты знаешь, что тут написано? — строго спросил его Ашуркин.
— Нет... — с трудом ответил тот.
— Так я тебе прочитаю, чтобы прочистить память, — и Ашуркин, не торопясь, прочитал свидетельство.
— Как ты думаешь, что теперь тебя ожидает? И всех вас?
Мужики повалились в ноги:
— Не губите, родимые... жена, трое детишек... помилуйте…
Мы молчали, не прерывая их: план удавался блестяще.
— Так что же вы сделаете с нами?.. — спросил, наконец, в отчаянии один из мужиков.
Ашуркин взглянул на меня. Я незаметно кивнул одобрительно головой.
— Вот что: пока, с этим удостоверением, отведем, вас в штаб, как скрывающихся в городе большевиков. А там начальство само решит, что делать с вами...
Мужики снова заголосили, умоляя не делать этого. Тогда Ашуркин сказал им:
— Дело, конечно, очень серьезное для вас, но, пожалуй, есть выход, и это единственный... В городе скрывается несколько важных комиссаров. Так вот, если вы укажете точно, где они, шкура ваша будет цела и вы будете выпущены на свободу... Решайте... Пять минут вам на размышление, а потом в дорогу...
Мы оставили мужиков в покое и начали одевать амуницию.
Мужики осторожно зашептались, совещаясь о чем-то между собой. Через несколько минут хозяин сказал:
— Согласны. Мы укажем вам четырех комиссаров, которых знаем, но вы берите их сами. Один из них проклятый и лютый: спит всегда один, обвешанный пистолетами. Много он, тут в Вознесенске до вас перевел народу.
Глубокой ночью мы повели мужиков в штаб полка. Разбуженный командир дивизиона, есаул Фролов, узнав, в чем дело, немедленно назначил отряд для поимки комиссаров.
Первые три не оказали особенного сопротивления. С четвертым же, самым опасным, пришлось пережить неприятные моменты. Рядом с ним, на столике и под подушкой лежали два заряженных револьвера, но, когда комиссар открыл глаза, было поздно: его успели схватить сонного, в постели.
На следующий день все четверо были расстреляны партизанами на окраине города. Мужики, выдавшие их, были отпущены, по нашему настоянию, на полную свободу.
Артиллерийский обстрел Вознесенска не прекращался. Где-то на холмах, за Бугом, уже шли бои. Там был, кажется, в это время, 2-й Лабинский Кубанский полк. Звуки боя как - будто приближались к городу. По нараставшей силе обстрела, в котором участвовали тяжелые орудия, чувствовалось, что большевики наседают, и положение становилось тревожным.
В один из таких дней, после полдня, прискакал казак и крикнул:
— Тревога! Все на сборный пункт!
Мы понеслись к штабу полка. Оттуда сотни пошли в центр города и остановились на церковной площади. Бой заметно приближался к Бугу.
Наша компания пошла в домик священника, стоявший тут же неподалеку. Радушная попадья и сам батюшка начали угощать нас чаем, но в комнату поспешно вошел партизан:
- По коням. Сотню вызывают на фронт.
Мы двинулись рысью, направляясь к мосту через Буг. Пройдя его, мы сразу увидели у дороги палатки перевязочного нашего пункта, фельдшеров в запачканных кровью блузах, подходивших раненых. Над головой свистели пули, другие на излете шлепались на землю.
Немного дальше пришлось сойти с проселочной дороги, чтобы пропустить медленно двигавшуюся навстречу тачанку. В ней сидел офицер 42-го полка, поддерживая красивую молоденькую сестру милосердия. Голова ее была откинута назад, глаза безжизненно сомкнуты. Ее платье было широко открыто, обнажая грудь. Там среди широкой паутины ярко красных брызг чернела точка и из нее непрерывной струйкой стекала кровь.
— Ишь ты, как ее хватило бедную... А такая молодая и красивая:... Жалко ее, — сказал кто-то позади. Партизаны с состраданием оборачивались на нее.
Еще дальше, по пахотному полю, двигалась большая толпа пленных в одном белье. Ее гнали в тыл. Это были опять матросы — рослые, озлобленные, с ненавистью поглядывавшие на нас.
У самого подножья холмов мы увидели, наконец, Назарова. Он сидел на "Зорабе" лицом к нам. Англо-араб, смешно расставив ноги, обнюхивал воздух, и поводил ушами, прислушиваясь к пулям, пролетавшим над его головой.
Сотня развернула фронт перед Назаровым. Он оглядел нас и коротко сказал :
— Вы только что встретили пленных, которых взяла конной атакой 2-я партизанская сотня... Помните, что вы — 1-я сотня партизанская конная... С Богом!
Командир сотни повел нас вправо по лощине. Звуки боя на холмах стали отодвигаться влево. Так мы прошли довольно далеко. Хорунжий Воропаев прислушивался к тому, что происходило наверху, наконец, остановил сотню и, круто повернув ее налево, послал нас на скаты холмов.
Мы поднимались верхом, рассыпавшись в лаву. Подъем был длительный и утомительный. Вдруг ружейная перестрелка стала отчетливо слышна совсем близко. Оставалось еще немного, чтобы дойти до самой вершины холма, как вдруг, шагах в пятидесяти впереди, мы заметили несколько красноармейцев, стрелявших по нас с колена. Сотня бросилась вперед и вылетела наверх.
Оттуда, озаренная заходящим солнцем, открылась с фланга вся длинная большевицкая цепь. При виде нашей атаки в ней началась паника. Красные стали разбегаться по кукурузным полям, бросая оружие. На местах остались небольшие группы и одиночки, отходившие отстреливаясь, назад.
Несколько человек, в том числе я сам, кадет Кунделеков, Воронежского корпуса, рыжий немец со значком и другие, следуя за командиром дивизиона — есаулом Фроловым, который вынесся далеко вперед на своем вороном жеребце, с одной лишь плетью в руках, врезались в цепь. Не обращая внимания на огонь и не сдававшихся красных, мы вылетели потом на пустое место, где кроме снопов пшеницы ничего как будто не было. Но вдруг из-за одной из копен поднялся рослый матрос во всем черном, с винтовкой па перевес. Он был весь увешан по диагонали пулеметными лентами, но, видимо, уже расстрелял все патроны. Подскакавший с другой стороны Фролов закричал ему, приказывая сдаться. Но красноармеец ответил матерной руганью и, пригнувшись вперед, ранил штыком взвившегося на дыбы коня Фролова. Мы моментально окружили матроса. Перебегая с места на место, он крутился, стараясь достать кого-нибудь из нас. Вольноопределяющийся Горбатов спрыгнул тогда с лошади. Он крикнул: "посторонись!", стоявшим против него партизанам и выстрелил в матроса. Тот, широко взмахнув в стороны руками, повалился лицом на поле.
Очистив занятую местность, сотня свернулась в колонну и спустилась с холмов. Стрельба прекратилась по всему фронту. Выло уже темно, когда мы привели лошадей в порядок и начали устраиваться на ночлег в какой-то большой крестьянской постройке. Но, едва я вытянулся на соломе, как услышал мое имя: я назначался с одним пожилым казаком в сторожевое охранение. Мы выехали с ним и забрались в самую гущу кукурузного поля. Там казак предложил мне:
— Вот что браток, то есть, господин кадет: вы, значит, выезжайте вперед и становитесь верхом часовым, а я туточки останусь подчаском. Через час я подменю вас, а еще через час нам обоим придет смена из сотни. — Я охотно согласился и выехал вперед один.
Ночь была темная, облачная и ветреная. Одному было жутко от разных шорохов, шелеста листьев, скрипенья стеблей кукурузы. Время потянулось очень медленно и напряженно. Я всматривался в темноту.
Большевики должны были быть где-то невдалеке и каждую минуту в кромешной темноте можно было ожидать всего.
Позже за тучами начало светлеть: где-то за ними пробивалась луна. Конь стоял смирно и тихо. В конце концов мне стало беспокойно: "Почему подчасок не сменяет мен? Прошло уже, наверно, не один, а два часа, может быть, и больше. Не уехал ли он куда-нибудь, бросив меня здесь одного? Почему не подходит смена из сотни?" Но я оставался на месте, не осмеливаясь бросить пост.
Прошло еще много времени. "Ну и черт с ним, с этим паршивым казачишкой. Потом объяснюсь с ним", решил я, окончательно свыкшись с ночным страхом.
Потном мне показалось, что стало еще светлее. Действительно, это не был уже лунный свет, а на востоке брезжила настоящая заря. Детали поля становились ближе и яснее. И вот где-то, как мне показалось, свистнула пуля, за ней еще одна, третья прошла высоко над моей головой. Я заволновался: может быть красные заметили меня и просто стараются сбить.
Позади было все тихо. В лощине лежала легкая дымка тумана. Когда достаточно рассвело, я принял, наконец, решение и тронул коня обратно. Пули свистели чаще.
Довольно далеко, уже на краю несжатого поля, я заметил лошадь казака. Рядом с нею, на земле, мой подчасок спал безмятежным сном.
— Это так ты, старый хрен, ревностно несешь свою службу? — набросился я на него. — Оставил меня одного на часах всю ночь, а сам тут дуешь, как ни в чем не бывало. — И я обругал его крепкими словами. Казак равнодушно почесывался, слушая меня, и нерешительно говорил что-то в свое оправдание:
— Ну, что ж и заснул. Пришли бы сами разбудить. Да и чего тут такого? Значит не я, а сама сотня виновата, что никто не сменил нас.
В степи завязалась серьезная перестрелка. Мы с казаком решили возвращаться в сотню.
Когда вдали наметились постройки, в которых ночевала наша сотня, мне показалось, что там не было никакого движения, и это было странно. Небо стало светло-розовое, вот-вот должно было появиться солнце.
— А что, если ваша сотня ушла и забыла о нас? — обратился я к казаку: — посмотри-ка, отец, что это за пыль слева?
Казак приложил ладонь к глазам и всмотрелся:
—Аи верно: наша сотня и есть. Вон впереди и значок наш Назаровский. Стало быть, надо их нагонять...
Мы пустили лошадей галопом. Присоединившись, наконец, к сотне я, уставший за предыдущий бой и бессонную ночь, налетел на Ашуркина:
— Что же ты за вахмистр, если бросаешь своих партизан?
Он смущенно улыбнулся:
— Не сердись, Ваньчук. Виноват. Ты, конечно, прав. Все проспали ночь мертвым сном. Но не время сейчас ругаться: мы идем снова б бой. Слышишь, какая там заваривается каша?
В самом деле, бой стал ожесточенным. К звукам пулеметов и винтовочным присоединялись орудийные выстрелы. Подошедшие к станции Константиновке бронепоезда красных начали обстрел участка. Сотня быстро подходила к противнику. Мы шли колонной по шести в голой степи. Солнце встало и мгновенно залило всю местность первыми, косыми лучами.
Пули широкой волной неслись прямо на нас, но мы не убавляли аллюра. Вдруг впереди, среди копен, показались серые фигуры людей. Воропаев сделал знакомый знак шашкой. Мы вышли на галопе в лаву и потом сразу бросились вперед. Еще несколько напряженных мгновений и слева, на солнце, сверкнула одна шашка, ближе другая... Началась рубка бегущей цепи.
Вскоре все было кончено. Тут и там валялись по всему полю трупы убитых, брошенные винтовки, гранаты и пр.
Взводный урядник внимательно обходил копны пшеницы с револьвером в руке. Из одной из них торчали наружу каблуки сапог.
— Вылезай, а то пристрелю сейчас же! — закричал взводный.
Копна зашевелилась и из нее, покрытый соломой, появился матрос. Таким же способом из других копен и стогов было извлечено еще немало красных. Бой стих по всей линии фронта,
Ашуркин, уехавший один в сторону станции, вернулся оттуда с пустой гильзой шестидюймового морского орудия. Красные бронепоезда бросили позицию и ушли назад.
Сотня отдохнула и, выстроившись, тронулась обратно в Вознесенск. Солнце стояло высоко и припекало в степи. Мы возвращались знакомым путем, натыкаясь на следы недавних боев: валяющийся штык, брошенную фуражку, кровавые тряпки, воронки от снарядов...
Потом сразу открылся внизу Вознесенск, голубоватая лента Буга, мост. В небе неподвижно застыли облака. От земли шел еле-уловимый запах пороха, полевых цветов и чего-то другого...
Шедшая впереди лошадь вдруг шарахнулась в сторону...
— Повод влево! — послышалась команда.
Мы обходили неубранный еще труп красноармейца. Убитый лежал на спине лицом к небу. Ноги и руки его были широко разбросаны в стороны. Рядом валялась винтовка со штыком. Ставшие бесцветными глаза его с ужасом смотрели вверх. Лицо и руки совершенно темного цвета сливались с кожаной одеждой в сплошное черное пятно.
— А да это наш вчерашний знакомый матрос, — сказал Горбатов: — тот самый, что ранил штыком коня есаула Фролова. Вот и успокоилась навсегда его злоба.
— Вы что там загрустили? — прервал наступившее молчание подъехавший сзади Ашуркин: — а, ну-ка давайте любимую Назаровскую!
И тотчас же высокий тенор одного из партизан завел:
"
Мы на лодочке катались,
А под лодочкой вода.
Девка платье замочила,
А на мальчика беда..."Партизаны бодро подтянулись "в седлах и радостно ответили ему хором:
"Девченочка,
Молоденькая,
Какая-ж ты
Хорошенькая".Сотня спускалась с холмов в полуденное марево лощины Вознесенска. Даль голубела со всех сторон и над головой где-то звенели невидимые жаворонки.
Выло начало августа. Полк, удержав Вознесенск, стоял в бездействии и никто не знал, когда и куда тронется он дальше. Увы, подходило время расставаться с полком и уезжать в Новочеркасск для поступления в юнкерское училище.
Мы вчетвером пришли вечером на квартиру Назарова с просьбой отпустить нас из полка. Федор Дмитриевич задумался и спросил:
— Действительно ли вам так нужно поступать сейчас в училище? У меня в полку вы можете быть произведены в офицеры гораздо раньше. Наша борьба с большевиками приходит к концу и поддерживается исключительно духом такой молодежи, как вы. Уйдете вы — молодежь из полков, что останется от этого духа? Жалею, но задерживать не могу. Будучи юнкерами, вспоминайте всегда то, что увидели в моем полку. Здесь вы прошли настоящую боевую подготовку к званию офицера. Спасибо вам всем за службу на поле брани! — Назаров вздохнул, вызвал адъютанта и приказал ему к завтрашнему утру приготовить нам нужные бумаги.
Мы прощались с боевыми товарищами очень просто. Уводя с собой лошадей, мы отправились в обратный путь на реквизированной подводе.
Путешествие предстояло длинное и небезопасное: сменяя каждый день подводы, мы должны были пересечь большую часть Херсонской губернии, где после недавних разгромов бродили одиночками и группами разбежавшиеся красные. Так надо было добраться до Екатерининской железной дороги и сесть, наконец в поезд.
Мы ехали несколько дней подряд этапами по 20 — 25 верст и все тало благополучно. Но как-то утром на дороге, навстречу нам показалось вдали несколько человек. Мы остановили возницу и осмотрели винтовки, поджидая подходивших людей. Их оказалось трое, в защитной форме, но без оружия. Приблизившись к нам и заметив наши винтовки, люди остановились в нерешительности.
— Кто вы такие? — крикнули мы им.
— Свои, — донесся голос,
По их одежде было ясно, что это были красные.
— Подходите и показывайте бумаги. Иначе начнем стрелять.
— Ты откуда? — обратился мой приятель-юнкер к молодому белобрысому парню без фуражки.
Тот не пробовал запираться и сразу сознался, что был мобилизован силой в красную армию. Полк его недавно был разбит белыми и разбежался; сам же он возвращался в свое село. Парень показал свое удостоверение.
Второй и третий красноармейцы были с монгольскими лицами. Они оба оказались китайцами. Первый из них рассказал о себе приблизительно то же самое, что и светловолосый русский парень. Он тоже предъявил удостоверение. Другой же китаец не говорил по-русски ни слова. Он очень волновался и плохо понимал то, что ему переводил его товарищ. Он долго искал по карманам свое удостоверение и, наконец, извлек из складок пазухи какую-то грязную бумажку. Это было, действительно, свидетельство, подписанное полковым комиссаром, но на обратной стороне его чернильным карандашом было помечено: "Немедленно расстрелять. Поручик такой-то". Мы переглянулись.
Юнкер сказал первым двум:
— Вы оба можете идти, но, придя в деревню, явитесь сейчас же нашему коменданту. Скажите ему, что вы встретили нас, показали нам бумаги и что мы отпустили вас. А ты, — обратился юнкер к третьему красноармейцу, — подожди здесь. Ну, живей! — крикнул он отпущенным на свободу. Те бросились бегом от повозки.
Ашуркин и юнкер о чем-то тихо совещались. Но, когда я увидел, что Ашуркин поджал губы, собираясь слезать с подводы, я понял его намерение и остановил его:
— Нет, довольно. Мы только что ушли от этого. В деревне есть наша комендатура. Она сама решит, что надо сделать с этим китайцем. Деваться ему все равно некуда с его косой мордой. Прошу тебя, умоляю, отпусти его. Судьба найдет его сама. Иначе будет полный произвол, да и возница рядом... Не только для этого воевали мы. Он — безоружный...
Ашуркин не соглашался со мной, спорил, ругался и даже озверел, но, потом улыбнулся и сказал:
— Ну, хорошо, только для тебя, — и дав слово не расстреливать на месте китайца, слез с подводы. Он объяснил красноармейцу, что дает ему шанс спастись. Ашуркин будет медленно считать до десяти, но, произнеся слово десять — будет стрелять в него. На этот раз китаец как будто все понял. Едва только Ашуркин поднял винтовку и сказал "раз", мы крикнули китайцу: "беги!". Тот с совершенно изумительной быстротой бросился вперед и помчался по дороге к деревне. Когда Ашуркин подходил к восьми, красноармеец был уже далеко. По слову "десять" Ашуркин выстрелил. Пуля, видимо, прошла близко от бежавшего, так как он сразу наддал ходу и несколько мгновений спустя совсем исчез из виду. Мы покатились от хохота и тронулись дальше.
Доехав до указанной нам станции Екатерининской дороги, мы получили от военных властей необходимые бумаги и пришли на вокзал.
Вдруг на перроне началась суета, появился рослый жандарм и строго одетый по форме начальник станции. Они и прочие служащие освобождали платформу от толпы.
— Господа, прошу вас уйти в помещение вокзала, — обратился к нам начальник станции: — приказано, чтобы на платформе никого не было: сейчас проходит обратно со станции Пологи поезд Главнокомандующего...
Вдали послышался протяжный нарастающий звук свистка паровоза. Еще немного и поезд влетел на станцию... Мелькнули, в сияющих на солнце вагонах, алые и голубые фуражки конвоя, ослепительно белые портупеи казаков, в лицо ударило волной запахов хорошей кухни, тонкого вина... В облаке густой пыли поезд Главнокомандующего исчез из глаз, как мимолетное видение.
— Великая, Единая, Неделимая... — послышался за спиной негромкий голос. В эти словах почувствовалась ирония и грусть. И, как отзвук мысли, сразу представились мне недавно пройденные, залитые палящим солнцем, херсонские степи, гул далекого боя, белые толпы пленных и где-то там далеко-далеко, в одном из маленьких домиков Вознесенска, сидящий при свете свечи Федор Дмитриевич Назаров, задумавшийся над каким-то большим и тяжелым вопросом....
В последний раз я видел Назарова в 1920 году, в Крыму, на станции Джанкой, куда было отвезено училище после боев под Каховкой. Меня вызвали к Начальнику училища.
Генерал Максимов сказал мне:
— Портупей-юнкер, полковник Назаров, ваш бывший командир полка, хочет повидать юнкеров — своих партизан: вы найдете его поезд на запасных путях.
Я быстро отыскал его и представился адъютанту Назарова, который сейчас же доложил обо мне. Из вагона вышел Федор Дмитриевич в новых полковничьих погонах и, поздоровавшись, рассказал мне, что после отступления к Румынии 42-й полк попал в Польшу и там был разоружен. Сам он смог выбраться оттуда и не так давно приехал в Крым. Генерал Врангель разрешил ему формировать новый отдельный отряд под своим именем.
— Кто же сейчас в Атаманском училище из моих партизан? — спросил Назаров.
— Осталось только двое: Ашуркин и я.
— А почему он не пришел?
— Тяжело ранен пулей в голову навылет под Каховкой, господин полковник, — ответил я. Назаров подумал и сказал:
— Я хотел бы повидать моего бывшего вахмистра. Где он?
Мы пошли к вагонам с нашими ранеными. Ашуркин сидел у двери открытого товарного вагона. Узнать его было невозможно, так как вся голова его была наглухо забинтована, и только для глаз были оставлены небольшие щелки.
— Он ничего не понимает и не может говорить, — объяснил один из легко раненых юнкеров.
— К тебе пришел полковник Назаров, — повтори я Ашуркину несколько раз, но он продолжал тихо стонать, покачивая головой в обе стороны и не слыша ничего. Федор Дмитриевич долго смотрел на него молча, потом взял под козырек и отошел от вагона.
Уже в 1924 году от приехавшего в Париж из Японии генерала Хрещатицкого который занимал большой пост в армии Семенова, я узнал, что Назаров во главе большого партизанского отряда, продолжал войну с большевиками где-то во Внешней Монголии.
Еще несколько лет спустя, после окончательной ликвидации Белого Движения на окраинах Сибири, мне передали, что Федор Дмитриевич Назаров, окруженный большими силами Дальневосточной Красной Армии, доблестно погиб в бою со всем своим отрядом.
http://www.dk1868.ru/history/NAZAROV.htm***zim
Количество сообщений: 153
Дата регистрации: 2008-10-23
Географическое положение: с Дона
Тема: Re: Назаровский рейд из Крыма на Дон. Вс 05 Май 2013, 20:55 Всем доброго времени суток и с праздником
Светлого Христово Воскресения!Выполняя просьбу казаков, сегодня я публикую свой краткий очерк о забытом Донском восстании и героическом рейде полковника Назарова.
Материал довольно сырой, потому мне очень не хотелось выступать в роли первоисточника. Год назад, я пытался давать наводки на основные моменты тех трагических событий, в надежде, что кто- либо серьёзно подключится к этому вопросу, и кто-то откликнется, поправив меня на контрольных моментах. Но, увы…
Всё же надеюсь, что этим вопросом однажды займутся более компетентные люди, имеющие доступ к архивам.
Кто наш враг? – Всякий тот,
Кто нам цепи кует,
Посягает на наши святыни.
Все пойдем, как один,
Победим иль умрем,
Как всегда это было доныне.ЗАБЫТОЕ ВОССТАНИЕ.На оккупированной большевиками территории находилось несколько очагов сопротивления, не получавших от населения активной поддержки: с одной стороны, из –за зимнего времени года, с другой стороны, - большая часть казаков, попавших под советскую оккупацию, были из числа раненых, обмороженных либо больных тифом. Большевики, в свою очередь, извлекли уроки прошлогодней военной кампании и не лезли на рожон раньше времени. Их агитаторы рассказывали населению, что советская власть на самом деле не такая, как вы о ней думаете, мол, в прошлом году, действительно, имели место зверства, организованные затесавшимися в наши ряды контрреволюционерами, но советская власть вывела их на чистую воду и поставила всех к стенке…
В задачи агитаторов, входило не столько получение временной лояльности населения, сколько проведение мобилизации ради сведения к минимуму в станицах количества казаков, способных оказать сопротивление. Казаки же ни в какую не хотели вступать в РККА, заявляя, что лояльность соблюдать согласны, но воевать против своих не пойдут даже под страхом смертной казни. В ответ на это коммунисты стали увеличивать контрибуцию, возложенную на станицы. Чуть погодя с их стороны последовало новое предложение: «Против своих, вас никто не заставляет сражаться, но надо бы проучить польских панов, а заодно, у вас будет возможность и с хохлами поквитаться». Последнее, возымело воздействие на многих: ведь, действительно, было за что поквитаться. В результате, одни казаки были мобилизованы, другие – всячески уклонялись, ссылаясь на здоровье.
По мере убывания из станиц боеспособной казачьей массы коммунисты стали усиливать репрессии по отношению к населению. Начались каждодневные аресты, но теперь казаков убивали не в самих станицах, а уводили в дальние балки или к глубокому омуту. Вместе с тем начались грабежи продовольствия и имущества, а чтобы задержать посевную и не дать казакам высеять оставшийся хлеб, была мобилизована тягловая сила.
Сформированный обоз ходил на Великокняжескую. Казакам было поставлено условие: кто желает возврата своих волов – должен с ними пойти сам. В семьях не хватало рабочих рук, семилетние казачата выполняли тяжёлую взрослую работу. Потому с быками были отправлены молодые девки. Это мероприятие не обошлось без эксцессов и, хотя почти весь скот всё же вернулся домой, посевная была сорвана, что дало товарищам больше времени для грабежа населения.
Издаваемая в Константиновской газета
«Пролетарий Дона» писала:
«Кто не сдаёт излишков хлеба, тот затягивает гражданскую войну», «Красная Армия не может продвигаться вперёд без продовольствия», «Суровая кара не сдающим хлеб, зарывающим его в землю и продающим его по бешеным ценам спекулянтам».
Отобрав у казаков все запасы, коммунисты считали излишками и семенной фонд!
А газета продолжала надрываться в разоблачениях кулаков, срывавших проведение продразвёрстки, призывала усиливать классовую борьбу, следовать примеру бедноты станиц Ермаковской и Богоявленской, активно помогавшей советской власти в борьбе за хлеб. Так с её помощью в Ермаковской было раскрыто 274 ямы, в которых казаки прятали 78000 пудов зерна…
***
В Усть-Быстрянской участились аресты. Товарищи неистово пытались дознаться куда было вывезено имущество станичного цейхгауза и где находятся схроны с продовольствием, оружием и боеприпасами, - ведь район в начале января готовился к обороне.
Всё больше казаков уходило в дальние хутора, обстановка накалялась. Было уже всем очевидно, что коммунисты собираются уморить народ голодом!!!
***
Казачье терпение лопнуло! 19 мая в станице Камышовской вспыхнуло открытое вооружённое восстание. Следом – в Екатерининской, Ермаковской, Кундрюченских станицах, Усть-Быстрянской… В результате, коммунисты понесли тяжёлую утрату в лице таких видных негодяев как агент 10-й армии тов. Февралёв и председатель исполкома тов. Люминарский. Восстание быстро разрасталось, оно охватило все округа кроме верхнедонских, однако не везде имело успешное развитие. Например, константиновцам своей станицей овладеть так и не удалось ввиду очень сильного неравенства сил.
Мобилизованные отряды советских активистов и чекистов, были не в состоянии подавить вспыхнувшее восстание, потому были привлечены из других регионов коммунистические отряды и части регулярной армии. Вместе с этим в Крым через своих агентов коммунисты сливали дезинформацию, мол, на Дону всё тихо и спокойно, станицы опустели, бунтовать некому. На переговорах с западными социалистами, большевики так же тщательно скрывали имевшее быть восстание и всё отрицали, мол, народ всецело счастлив, спокоен и даже охотно вступает в РККА, а все недовольные находятся в Крыму.
Назаров, владея реальной обстановкой на Дону, добивается срочной высадки десанта с целью оказания помощи повстанцам. Но готовящееся мероприятие, всячески оттягивается агентами коминтерна.
А тем временем, из Усть-Белокалитвенской выдвигается на Синегорку крупный карательный отряд для подавления восстания в Екатерининской и Верхне-Кундрюченской станицах. Морозовские каратели не поспели, увязнув в боях с Ермаковскими казаками. Екатерининцы, доверив правобережье верхнекундрючанам и своим старикам, совершают ответный рейд по левому берегу и берут с налёта Усть-Белокалитвенскую, где более или менее серьёзное сопротивление было оказано лишь на ж.-д. мосту и ж.-д. вокзале. Ввиду огромной территории, охваченной восстанием, коммунисты решают расчленить его и уничтожать по частям. Первым делом они усиливают войсками и броневиками железнодорожные ветки, пытаются взять под контроль все водные артерии.
Назаров высаживается у Ново-Николаевской и, несмотря на то, что основные силы большевикам пришлось бросить теперь против него, ведёт тяжёлые, но успешные бои в Миусском округе. Красные против него бросили всё, что только могли найти. Отряд Назарова растёт, но тут же тает под натиском превосходящих как в численности, так и в оснащении сил противника. В упорных боях за Несветаевские рудники Назаров 20-го июля одерживает полную победу.
***
Из Морозовской и Каменской, на Усть-Белокалитвенскую выдвинулись бронепоезда с большим количеством пехоты, повстанцы отступили к Екатерининской, на более выгодные позиции, удалённые от железных дорог. Красные, захватив Ермаковскую, завершают расчленение района восстания по линии Морозовская – Ермаковская –Константиновская – Семикарокорская. В Задонье перебрасываются крупные силы. Камышовский очаг сопротивления оказывается отрезанным от Раздорско – Быстрянского. 28-го июня терпят поражение Константиновский и Камышовский партизанские отряды. С севера красные начинают охват Екатерининской. Повстанцы отходят на земли Усть-Быстрянского и Верхне-Кундрюченского юрта, по линии Дедовой балки разгораются ожесточённые бои. Командиру объединённых отрядов повстанцев Свеколкину приходится тут сосредоточить почти все свои силы. На левобережье, красные захватывают Верхне-Калинов, но Нижний остаётся за казаками. Очень крупный карательный отряд из Константиновской врывается в Нижне- и Верхне-Кундрюченские станицы. В руки карателей попадает один из организаторов восстания Латышев. Свеколкину приходится бросить часть сил на ликвидацию прорыва. Большевики были отброшены, но прочно закрепились на левобережных Журавских хуторах – за ними остались: Нижне-Журавский, Апаринский шлюзы и Броницкая паромная переправа. Огибский отряд удерживает красных на левобережье. Другой карательный отряд красных прорывается из Ермаковской на Усть-Быстрянскую. Увязнув в боях с синеярским отрядом, каратели отправляют относительно небольшие силы для удара в тыл огибскому отряду, но на полпути были достойно встречены казаками. Потерпев поражение, товарищи уходят назад на Усть-Быстрянскую. Их не преследуют лишь по причине усилившихся атак красных со стороны Нижне-Журавского шлюза. В Усть-Быстрянской, благополучно переправившись на высокий левый берег Северского Донца, товарищи не стали занимать оборону на очень выгодных позициях, потому как синеярцы, почувствовав слабину со стороны Журавских хуторов, уже попёрли карателей обратно в Ермаковскую. Тогда товарищи, разрушив паромный ворот, подожгли паром и пустили его по течению, а сами были вынуждены бежать на х. Верхне-Калинов, потому как путь на Ермаковскю им был уже отрезан.
К этому времени Свеколкину удаётся наголову разбить наступающих красных и загнать их в Синегорку. Для наведения порядка на левобережье он отправляет подхорунжего Свеколкина -младшего с отрядом примерно в 700 – 800 сабель через х.Рубёжный – ст. Усть-Быстрянскую. К счастью, горящий паром был сразу перехвачен и полностью восстановлен быстрянами. Форсировав Северский Донец, совместно с синеярским и огибским отрядами он разбивает красных на Журавских хуторах. Под контроль повстанцев попадает Нижне-Журавский шлюз, у карателей был отвоеван катер. Огибский отряд, совместно с казаками хуторов ст. Кочетовской начинает зачистку левобережья от красных до самого устья. Синеярцы загоняют красных назад в Ермаковскую, красные бегут из Верхне-Калинова. Подхорунжий Свеколкин со своим отрядом выступает на Константиновскую, но ворваться в неё на плечах бегущих красных, было не суждено. В это время красные, подтянув свежие силы, переходят в контрнаступление с Ермаковской и х. Нижне-Серебряков. Они повторно захватывают х. Верхне-Калинов и оказываются на подступах у х. Трофимова. Свеколкин вынужденно останавливает наступление на Константиновскую, фланговым ударом срезает наступление красных с восточного направления и, в свою очередь, переходит в контр наступление на северном направлении, оттесняя товарищей к р. Быстрая.
***
Овладев Несветаевскими рудниками (г. Новошахтинск), Назаров принимает решение идти на соединение со Свеколкиным. Его сотни продвигаются широким фронтом между городами Новочеркасск и Александров-Грушевск (г. Шахты), а северная ударная группа направляется на х. Николаево-Журавский (пос. Табунщиково), где красными была приготовлена засада из переброшенных по железной дороге свежих частей. Разметав красных, эта группа отходит на Верхне-Кундрюченскую, потому как вслед за пехотой красные подтягивают очень крупные кавалерийские силы. В результате образовывается фронт Раздорская – Мокрый Лог – Верхне-Кундрюченская – Западной, который повстанцы успешно удерживают, не смотря на яростные атаки с большими потерями красных. Особо упорые бои происходят в районе Мокрого Лога и на стыке Назарова – Свеколкина у Верхне-Кундрюченской.
Из Ростова-на-Дону выходит Донская речная флотилия РККФ с отпетыми головорезами на борту, которая по пути следования подвергает артиллерийскому обстрелу ст. Багаевскую и Маныченскую. Достигнув ст. Раздорской, подвергает её варварскому артиллерийскому обстрелу и высаживает десант. Левому флангу Назарова пришлось отступить, заняв оборону на более выгодных позициях. Но флотилия продолжает своё движение вверх по течению Дона. Для Назарова становится очевидным: как только эскадра войдёт в воды Северского Донца, - всё будет кончено в считанные часы. И пока флотилия будет шлюзоваться в Кочетовской, надо, не теряя времени, отходить на левобережье Северского Донца. Но как это сделать, когда красные постоянно атакуют? Малыми, но подвижными силами Назаров продолжает удерживать оборону. Остальным же отдаёт приказ форсировать Северский Донец на всём течении от Нижне-Журавского шлюза до устья. Тяжёлый обоз, он отправляет на самую безопасную переправу в ст. Усть-Быстрянскую через х. Топилин. Ранее, отбитый у карателей катер притащил в Усть-Быстрянскую западненский паром, и быстрянами была налажена вторая паромная переправа на большом прогоне у х. Почтового. В Усть-Быстрянскую назаровцы начали прибывать ближе к вечеру. Переправа обоза заняла очень много времени, и только к утру было завершено форсирование реки. Заслоны Назарова вели бои дотемна и, когда красные угомонились, быстро отошли на Нижне-Журавский шлюз, Броницкую паромную переправу и Апаринский шлюз, форсировав там Северский Донец.
Рано утром, оставив огибский и раздорский отряды оборонять водную преграду, Назаров Выступил на Константиновскую. Обоз тоже выступил в этом направлении. Подхорунжий Свеколкин, отбросив красных за р. Быструю и оставив около трёх сотен заслона на северном направлении, с основными силами настиг обоз у х. Кременского. Так как обоз двигался довольно медленно, он поспешил вперёд на соединение с ударными силами Назарова, которые уже приступили к штурму Константиновской.
Красный гарнизон Константиновской, был вовсе не малочисленным, как это рассказывают чекисты, и не испытывал, в отличие от повстанцев, нехватку в боеприпасах. Правда лишь в том, что, действительно, было довольно много выздоравливающих после ранений. Но эти ранения были получены не на врангелевских фронтах, а тут, на месте, во время проведения карательных операций, в основном, под ст. Камышовской и на Журавских хуторах. Бросив в мясорубку комсомольцев и красноармейцев, партийные работники с профессиональными карателями, благополучно бежали по мосту на левый берег Дона. Овладев во второй половине дня Константиновской, нашим казакам досталась большая военная добыча в виде артиллерийских и ружейных боеприпасов, недостаток которых сильно испытывали повстанцы. С устья пришли нерадостные вести: красным при поддержке флотилии удалось захватить плацдарм, и две их канонерки подошли к шлюзу №2. Использовать преимущества естественной водной преграды огибско-раздорский отряд уже не мог, как и противостоять нахлынувшей кавалерийской орде. Тем не менее, одни сутки были выиграны. Назаров готовит Константиновскую к обороне. Часть своих войск с батареей под командованием войскового старшины Сухаревского располагает на левом берегу Дона.
Оставив две канлодки для действий на Северском Донце, красная эскадра к утру рокового дня, стала на якоре под Константиновской, открыв по станице ураганный огонь. На левобережье, большевики атаковали позиции Сухаревского. Форсировав Северский Донец на Апаринском шлюзе при помощи канлодок, красные двинулись на Константиновскую. Синеярцы, загнавшие товарищей в Ермаковскую, считая, что те изрядно потрёпаны и не ведая о подошедших подкреплениях, большую часть своего отряда бросают на перехват красных. Красные против них бросают свою кавалерию, а пехота продолжает движение на Константиновскую и начинает её штурм с западной стороны. В тылу у синеярцев появляются крупные соединения красной пехоты, перешедшей в наступление из Ермаковской…
За Константиновскую идёт ожесточённейшее сражение, казаки стоят насмерть, не сдавая своих позиций, не смотря на всё пребывающие подкрепления красных. То же самое, происходит и на левом берегу, где красные тоже подтянули очень крупные силы. С восточной стороны подходят красные колонны, станицу берут в плотное кольцо. Много казаков полегло на подступах к станице, и они вынуждены отступать, смыкая ряды. Бои идут уже за каждую улицу, за каждый дом. Начало темнеть, и красным удалось, прорвав оборону на правом фланге, выйти к мосту, а на левом берегу навсегда смолкла казачья батарея. Защитники западной части станицы оказались отрезанными от остальных повстанцев. Несколько катеров, снявшись с якоря, устремились к мосту. По приказу Назарова взрывают мост, а сам он с остатками защитников восточной части станицы спешно грузится на пароход и уходит на Камышовскую. Левобережная конная группа, оставив безлошадных и раненых, осуществляет дерзкий прорыв и решает идти на Великокняжескую. Но после гибели Сухаревского мнения командиров отрядов разделилось. Одна группа под командованием есаула Басакина попадает в окружение и сдаётся. Вторая группа прорывается в Сальские степи, где продолжает боевые действия, а третья пробивается к Назарову, в Камышовскую, где продолжает борьбу до глубокой осени. Но на этом, партизанская борьба не прекратилась: топилинский и синеярский отряды окончательно были ликвидированы красными лишь осенью 21-го. Остатки отряда Свеколкина ушли в Донецкий округ и тоже продолжали борьбу…
Спите, орлы боевые,
Спите спокойной душой:
Вы заслужили, родные,
Славу и вечный покой.Спите, орлы боевые (flac 15Mb)ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ СЛАВНЫМ СЫНАМ КАЗАЧЬЕГО НАРОДА!P.S. Жестокая военная сила и голод, делали своё дело, но и этого оказалось не достаточно. Большевикам пришлось бросить в костёр революции немало своих самых преданных и отпетых головорезов. Проводя очередную зачистку исполнителей собственных преступлений, населению разъяснялось: мол, во всех перегибах виноваты не большевики, а эти подонки – «наймиты мировой буржуазии», «случайно» затесавшиеся в наши ряды. Подобное, казаки уже слышали ещё в феврале 20-го в оправдание за февраль 19-го. Вместе с этим была упразднена продразвёрстка, и в станицы было направлено продовольствие, правда получали его далеко не все. Нужно было сначала проявить личную преданность советской власти, - только потом можно получать паёк и ставить детей на довольствие в открывшихся нардомах. Жестоко подавив крупные казачьи очаги сопротивления, у большевиков возникли очередные проблемы: вспыхнули новые восстания в верхнедонских округах, поднятые запоздало прозревшими мироновцами – пламенными борцами за советскую власть. Но у них были совсем иные цели и лозунги. С 22-го года было прекращено массовое активное сопротивление населения, а пассивное – после 33-го. Кто не пережил 33-й, тот не знает, что такое настоящий социализм!