Поиск по форуму


Поход к Верхне-Донским повстанцам

Ваши факты, цифры, комментарии
Аватара пользователя
Гусельциков
Сообщения: 274
Зарегистрирован: 20 июн 2013, 22:02
Откуда: Запорожье. Украина
Контактная информация:

Поход к Верхне-Донским повстанцам

Сообщение Гусельциков »

А. В. Венков Вёшенское восстание

...В конце марта очередное наступление красных через Донец было отбито. Донское командование настаивало на развитии успеха и ударе на Миллерово, навстречу повстанцам.
Слухи о начале восстания дошли до донского командования 9–11 (22–24) марта, а 19 марта (1 апреля) из трофейных советских документов существование восстания было установлено документально.[321]
22 марта (4 апреля) на связь с повстанцами вылетел первый самолет (летчик — поручик Федоров, наблюдатель — член Войскового Круга, вёшенский станичный атаман Н. Варламов). Посланцы везли письмо от Верхне-Донского окружного совещания, где говорилось, что Донская армия узнала о восстании из захваченных советских документов, в которых якобы было приказание уничтожать все мужское население Верхнего Дона от 12-летнего возраста. В письме был призыв: «идите на соединение к нам» и короткая неясная подпись «Донцы». По данным «Вольной Кубани» депутату Круга, помимо письма поручалось передать повстанцам «инструкции командования».[322] Однако гонцы не долетели и вернулись из-за нехватки бензина.
Тем не менее 23 марта (5 апреля) Сидорин настаивал: «Удар на Миллерово приобретает особо важное значение».[323] Операция намечалась на 24 или 25 марта (6–7 апреля), но после того, как будет разбита Луганская группа красных. В результате с 23 марта (5 апреля) донцы вновь начали наступление на Луганск. Бои затянулись до 28 марта (10 апреля).
Советское командование, потеряв инициативу в Донецком бассейне, приняло решение изменить направление главного удара. 21 марта (3 апреля) командование Южного фронта отдало приказ нанести главный удар на участке 10-й армии через Сал и Маныч вдоль левого берега Дона. Ударная группа (полторы стрелковых дивизии и одна кавалерийская) должна была дойти до станицы Хомутовской и станции Каяла, что повлекло бы «полное окружение и уничтожение противника». «Действия бригады Махно на Таганрог и частей 10 армии на Батайск дадут возможность произвести стратегическое окружение противника, энергичное наступление 13, 8 и 9 армий превратит это окружение в тактическое, а это последнее должно дать возможность полного уничтожения противника…».[324]
Вновь загремели бои по Донцу и Манычу. На Донце отличились «партизаны» — студенческая молодежь, на Маныче (вернее — уже к югу от Маныча) кубанцы Врангеля остановили конницу Буденного. Буденный вспоминал об этом трехдневном бое так: «Сражение под Камышевахой осталось у меня в памяти как одно из самых тяжелых. Не только противник, но и мы понесли большие потери, пожалуй, самые большие за все операции 1919 года».[325]
В результате операции, руководимой самим Деникиным, конница Буденного вместе с другими частями 10-й армии ушла за Маныч. Донские эмигранты впоследствии не без злорадства вспоминали, что после столкновения с корпусами Шатилова, Улагая и Мамонтова Буденный за 22 часа прошел 130 верст от Хомутовской к Платовской и Эльмуту.[326]
Пока кубанцы, терцы и приободрившиеся донцы теснили 10-ю армию красных за Маныч, на западном направлении — в Донецком бассейне и под Луганском — тоже назрел перелом.
Теперь главное внимание Донского командования было занято подготовкой операции по прорыву к Верхне-Донским повстанцам, что могло бы разрушить весь советский фронт на Дону.
Силы большевиков на Дону и Донце с начала зимнего наступления резко сократились. 8-я армия под Луганском сократилась до 12 000. 20-тысячная 9-я армия, состоявшая из трех дивизий, растянулась на 200 километров по фронту. 10-я армия, более многочисленная, растянулась на 340 километров.
Причиной сокращения численности войск были эпидемии. Весной 1919 г. тиф вывел из строя 40–50 % личного состава 9-й армии.[327] Пленные показывали, что красные полки, доходившие во время наступления до 2000–3000 штыков, сократились до 80–100 человек из-за сыпного тифа, испанки, многие погибли в боях.
На 2 (15) мая один из полков мироновской конной бригады состоял из 409 сабель, другой — побывавший на плацдарме за Донцом — из 119.[328] Командование признавало: «В полку стала сказываться усталость от непрерывных боев. Началась деморализация, побеги из полка, переход на сторону врагов. Заколебалась вера в победу».[329]
Не лучше была ситуация и по другую сторону фронта. Жители Черкасского округа жаловались, что красные были у них три дня и забрали часть хлеба, а погнавшие их кубанцы забрали и муку, и коров, и продовольствие, «и те и другие давали квитанции, по которым, конечно, денег не получишь».[330] Кагальницкую станицу, куда красные не дошли, грабили хоперцы, кубанцы и терцы.[331] Калмыки Сальского округа жаловались: «Большак хлеб узял, кубан скот угнал, один солбод (свобода. — А. В.) остался».[332]
Силы, которые донцы сосредоточили на Донце и Маныче, не превышали численности одной 9-й армии. По данным К. А. Мерецкова, войска 2-й Донской армии, стоявшей против 9-й советской, насчитывали 12 500 человек, а остатки 1-й Донской, ударившей по 9-й советской чуть позже, — 7500 человек.[333]
Казачьи полки, стоявшие против 9-й армии, численно не превышали красные полки — на 23 апреля (6 мая).
22-й пеший — 100 штыков, 5 пулеметов.
21-й пеший — 150 штыков, 5 пулеметов.
23-й конный — 150 шашек, 2 пулемета.
25-й и 26-й конные — по 100–110 шашек.
Исключение составлял 46-й Каменский полк — 4 сотни по 125 штыков, 4 орудия, 8 пулеметов.
Генерал Абрамов, начальник 1-й Донской дивизии, отмечал, что его полки тают в месяц на 50 %.[334]
Тяжелой оставалась ситуация с боеприпасами. Командующий артиллерией Донской армии сообщил англичанам, что у него всего около двухсот выстрелов в день на всю армию и пехоте приходится атаковать без артиллерийской поддержки.[335]
Настроение многих казачьих полков было шатким. Красная разведка доносила, что на станции Первозвановка в апреле стоял 34-й пеший полк, «большинство солдат из седых стариков-казаков и калмыков; старики при наступлении плачут, говоря, что офицеры их обманули, уверяя, что большевиков легко удастся победить, и обещая поддержку со стороны союзников, теперь же они сознают свою ошибку и жалеют, что начали позорную войну из-за чужих интересов».[336] Тем не менее нравственный перелом уже, видимо, произошел. Донские войска стали готовиться к прорыву. Красноармейцев с аэропланов засыпали листовками с подложными приказами Троцкого об отмене борьбы с дезертирством.[337] От имени «дедов» — беженцев из Верхне-Донского округа, «ныне оторванных от своих родных углов». Распространялось воззвание «К врагам и братьям», где «деды» втолковывали красноармейцам: «И вам и нам безразлично, если банки от одних жидов перешли или перейдут к другим жидам».[338]
Донское командование готовило две конные группы. Одну (8,11, 12-я конные дивизии), перебросив из-под Луганска, концентрировали возле станицы Гундоровской. Другая (4-я, 13-я и Атаманская конные дивизии и 1-я Донская пешая дивизия Сутулова) пока «приводились в божеский вид» и вместе с войсками Кавказской Добровольческой армии должны были разбить сначала 10-ю армию красных на Маныче.
Операция по освобождению Донской области от большевиков строилась на идее прорыва частей Донской армии с Донца на соединение с повстанцами. Основная тяжесть ложилась на наиболее боеспособную конную группу, которая только что разбила красных под Луганском. Возглавлял ее генерал Ф. Ф. Абрамов. «Задачей отряду было, переправившись через Донец, идти в Северо-Западном направлении к станицам Вёшенской и Казанской к восставшим казакам, которые ничего не знали об этом».[339]
В связи с походом необходимо было установить связь с верхне-донцами. Некоторые из повстанцев тоже стремились к этому.
С момента восстания на связь с Донской армией ими было направлено 12 «пешеходов», и ни один из них не вернулся назад.[340]12 (25) апреля в расположение Донской армии прибыл казак Лобов Казанской станицы. Из его сообщения донское командование поняло, что во главе восстания стоят выбранные казаками «случайные люди», лозунг восстания не соответствует идеологии Донской армии и ВСЮР, и первоначальный план соединения вряд ли выполним.
26 апреля (9 мая) на связь с повстанцами на самолете марки «Вуазен» вылетел хорунжий Тарарин и наблюдатель сотник П. Г. Богатырев, чей двоюродный брат Г. М. Богатырев был командиром полка, а затем бригады в повстанческой армии.
Сотник Петр Григорьевич Богатырев, так вознесенный впоследствии в белогвардейской прессе, был казаком хутора Сингина Вёшенской станицы. Образование он получил в станичной школе, в 1912 г. простым казаком ушел на службу в 12-й Донской полк. На войне он заслужил три георгиевских креста и был направлен в 1916 г. в Новочеркасское юнкерское училище. В 1918 г. он занимал должность начальника окружной стражи Верхне-Донского округа.
О Петре Богатыреве автору хочется сказать особо. Петр Григорьевич Богатырев, чью фотографию я видел в еженедельнике «Донская волна», был удивительно похож на моего друга Ромку. Стоял он, Богатырев, белобрысенький и круглолицый, в глубине площадки у лестницы с лепными перилами, под сенью дерев. Стоял вполоборота, голову повернул, будто на камеру равнение делал. На плечах погоны юнкерские, на груди кресты георгиевские. Фуражечка, чуть сдвинутая, сидела на голове его «косо и лихо». Но, невзирая на позу воинственную, был он странно светел и умиротворен. Только что его, простого казака, за «боевые геройства» зачислили в юнкерское училище. Обеспечен ему был среди хуторян вечный почет, и новые горизонты открывались…
И еще одно фото видел я — начала 30-х годов. Стоял Петр Григорьевич в толпе таких же, как он, казаков-эмигрантов, и потому видно было, что роста он ниже среднего. Тянулся Богатырев, напрягался, как будто в обеих руках по полному ведру воды держал. Изменился страшно — волосы потемнели, глаза ввалились, и если б не надпись, то не узнал бы я его. Рядом стоял двоюродный брат его — Григорий Богатырев, высокий и сутуловатый. Смотрел в сторону. Глаза с усталым прищуром как бы говорили: «И чего вы к нам, бедолагам, привязались?» Был он лыс в свои сорок лет (то-то я и думал: «В «Тихом Доне» все казаки чубатые, один комбриг Богатырев голову круглую наголо бреет. К чему бы это?») и выглядел на все шестьдесят.
Около 12 часов дня казаки 1-й повстанческой дивизии увидели, как неизвестный аэроплан опустился в степи между хуторами Сингиным и Кривским на «ничейной» территории. К самолету направился полувзвод казаков, с другой стороны показался разъезд красных. Красноармейцы, заметив казаков, не приближались, но летчик, разглядев повстанцев, одетых далеко не по форме, засомневался и готов был уже поднять свой «Вуазен» в воздух. Спасло то, что один из казаков узнал наблюдателя и окликнул его: «Богатырев, да никак это ты…», после чего помогли дотащить аэроплан до хутора Сингина, где был дом сотника.
Факт посадки самолета возле дома наблюдателя, а не в станице Вёшенской, которая была неподалеку, придавал прилету вид «частного дела». Дескать, не навязываемся. Но командование повстанцев, не ожидая пощады от красных и не веря в собственные силы, встретило «связников» с распростертыми объятиями.
Богатырев сообщил Кудинову и Сафонову, что о восстании стало известно от казака Казанской станицы и что белогвардейское командование сосредоточило на одном из участков фронта кавалерию и ждет лишь подтверждения о существовании восстания, чтобы прорваться к нему на помощь.
Рассуждать было некогда. 11 мая хорунжий Тарарин вылетел обратно, увозя донесения Богатырева и Кудинова.
«Председателю окружного Круга Верхне-Донского округа. X. Сингин, 28 апреля, 13 ч 50 мин. Доношу господам членам Войскового Круга, что восстание есть. Восстали станицы Казанская, Мигулинская, Вёшенская, Еланская, Слащевская, Букановская, часть Усть-Хоперской, Боковской, Каргинской и слобода Березняги.
Численный состав восставших до 25 000 человек. Ощущается недостаток в командном составе, снарядах, патронах, полное отсутствие денежных знаков, табаку, спичек.
Дух восставших хорош. Очень сильное тяготение к Донской армии на предмет соединения.
Нужда в особенности в командном составе. Денег просим прислать незамедлительно. Желательно генерала Гусельщикова и есаула Матасова. Если можно, войти с ходатайством перед командармом Сидориным и ген. Деникиным о прорыве фронта, чему могут способствовать восставшие…
Ввиду отсутствия командного состава остаюсь на службе здесь… Восстание произошло на почве экономической, а в особенности террора…
Просим прислать побольше литературы, в особенности с декларацией генерала Деникина.
Ваш верный слуга сотник Богатырев».[341]
Командующий Кудинов послал донесение командующему Донской армией и копию председателю Войскового круга. С демагогами из окружного совещания (с некоторыми, возможно, у него были личные счеты) он связываться не хотел. К тому же, имея 25-тысячную армию и реальную власть в округе, он свысока смотрел на сидевшего за Донцом Верхне-Донского окружного атамана.
В донесении Кудинов писал, что силы повстанцев сведены в 5 дивизий по 4000 и одну бригаду в 2500 человек, имеют на вооружении 14 орудий, 1 гаубицу и 15 тыс. винтовок. Были приведены данные о расположении повстанческих дивизий и о силах экспедиционных войск против каждой из них. Сообщалось, что повстанцы перерезали коммуникационные линии красных Себряков — Усть-Медведицкая — Калитвенская и Большой — Миллерово, захватили 100 пулеметов и 15 орудий, 1 автомобиль, 8 мотоциклов (но нет бензина).
Кудинов писал о нехватке комсостава, патронов (патронный завод производит всего 2000 патронов в день). Просил 5 млн рублей на содержание армии. Что касается настроения казаков, то «наблюдается большая склонность на соединение с Донской армией».
Прилагался маршрут в случае прорыва повстанцев к белым: Боковская — Чернышевская — хутор Орлов — Скасырская — Карпово-Обрывская — Усть-Белокалитвенская или от хутора Орлова на Морозовскую, если в том округе вспыхнет восстание.
Помимо всего, прилетевший с Тарариным из Вёшенской радиотелеграфист подхорунжий Сафонов на словах доложил, что «везде были уничтожены комиссары, евреи и установлена казачья власть на старых началах». Газета «Приазовский край» приписала подхорунжему слова: «Казаки очень раскаиваются в том, что, поддавшись большевистской агитации, они изменили казачеству и Дону, с нетерпением ждут времени, когда смогут соединиться с Донской армией и искупить свою вину, сражаясь за общее дело».
На самом деле все обстояло не так благополучно. Инициаторы мятежа, контрразведчики, «алферовцы» были оттеснены от руководства восстанием. Помимо «законной власти» — окружного совещания и окружного атамана, отсиживающихся за Донцом, — на территории округа существовала «советская власть за вычетом коммунистов». Реальная власть была сосредоточена в руках военных, подавляющее большинство которых, в свою очередь, самостоятельной роли не играло, так как было выборным и послушно повторяло эсеровские лозунги, скандируемые основной массой повстанцев.
Посланный на связь сотник Богатырев был «верным дроновцем» и при каждом удобном случае повторял это, но он был простой казак, однополчанин тех же Кудинова, Ермакова, Голицына, Медведева. Кудинов назначил его главным военным советником и даже провел в честь его прилета «показательный налет» на хутор Горбатов. Налет, как и всякая «показуха», закончился печально. 27 казаков были убиты, 137 раненых отвезли в станицу Вёшенскую. Петр Богатырев сразу же заразился от повстанческой власти «самодеятельностью». Проскальзывающие в его донесении «просим», а не «прошу», указывали на внутреннюю сопричастность сотника к событиям и настораживали. Уже сама просьба прислать на командные должности генерала Гусельщикова и есаула Матасова, выбившихся из рядовых казаков, говорила о многом.
Между тем обстановка требовала расширить контакты с верхнедонскими мятежниками и подчинить их действия общему плану антибольшевистских сил на Юге России. Английский военный представитель генерал Бриггс настоятельно советовал Сидорину послать новую миссию на Верхний Дон и даже обещал для этой цели специальный самолет.
Повстанческим командованием, в свою очередь, был отдан «Приказ № 11 по войскам Верхне-Донского округа» от 30 апреля (13 мая) 1919 г.: «Ввиду того, что предполагается частый прилет наших аэропланов, приказываю всякую стрельбу по аэропланам, не сбрасывающим бомбы, не производить».[342]
В ночь на 28 апреля (11 мая), еще до возвращения самолета, конница Абрамова начала переправу. Место было выбрано против хутора Перебойный Гундоровской станицы, где у красных постоянного наблюдения за рекой не было, а Донец — «не широк, глубина доходила до пуза лошади».[343]

http://lib.rus.ec/b/442061/read#r341
Последний раз редактировалось Гусельциков 25 ноя 2013, 23:01, всего редактировалось 2 раза.

Аватара пользователя
Гусельциков
Сообщения: 274
Зарегистрирован: 20 июн 2013, 22:02
Откуда: Запорожье. Украина
Контактная информация:

Re: Поход в Верхне-Донским повстанцам

Сообщение Гусельциков »

Был собран заранее изготовленный из пролетов мост, по которому казаки перевели лошадей. Артиллерия перевозилась на паромах. К рассвету успел переправиться авангард — 78-й конный полк П. В. Савельева и 7-я батарея Бугураева. 20 орудий под общим командованием войскового старшины А. А. Упорникова были поставлены на закрытой позиции на правом берегу реки, чтобы прикрыть отход в случае неудачи. Около орудий сосредоточилась основная масса конницы, чтобы переправиться в случае успеха.
Красное командование отреагировало: «Противник сосредоточил значительные силы в районе Северского Донца между Гундоровской и хутором Хрящеватым, видимо, с целью прорвать наш фронт в направлении Миллерово — Глубокая для поддержки повстанцев, связь с которыми, судя по последним активным действиям повстанцев в юго-западном направлении, очевидно, у него имеется. Частью сил противник переправился на левый берег Донца в районе Нижне-Грачинский — Уляшкин».[344]
Авангард казаков повел наступление в сторону Каменской. «Захват противником станицы Старо-Каменской, — писали советские военные историки, — означал бы захват всех переправ в тылу Каменского плацдарма, что могло бы привести к окружению расположенных на нем частей».[345]
Красные оставили Каменский плацдарм. Навстречу казакам Абрамова выступили два полка пехоты с двумя батареями. Завязался бой. Казаки вернулись на правый берег Донца, хотя орудия Упорникова и разбили одну батарею красных.
На другой день генерал Абрамов сказался больным, он говорил, что задача не по его летам, что ее должен выполнять молодой кавалерийский начальник.[346]
В командование группой вступил по старшинству генерал Секретев.
Александр Степанович Секретев (12.08.1882 —?) — казак станицы Нижне-Чирской, закончил Донской кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище (1901), выпущен хорунжим в лейб-гвардии Атаманский полк. Участник русско-японской войны в рядах 2-го Верхнеудинского полка Забайкальской казачьей дивизии. После войны возвратился в Атаманский полк. В 1907 г. уволился по болезни, в 1909 г. вновь поступил на службу. Прекрасный спортсмен. Занимал 1-е место на окружных скачках 2-го Донского округа. Мировую войну начал подъесаулом 16-й отдельной сотни. Во время войны заслужил орден Св. Владимира 4-й степени и Георгиевское оружие за разведку и уничтожение заставы противника 4 сентября 1914 г. В конце войны — войсковой старшина, командир 24-го Донского полка (с 20 сентября 1917 г. по 16 февраля 1918 г.).
В Гражданскую войну воевал под Царицыном. С 24 апреля по 20 августа 1918 г. командир 1-го конного полка Чирского фронта; с 20 августа по октябрь 1918 г. — начальник Курмоярского отряда; с 1 ноября 1918 г. по 12 мая 1919 г. — начальник 12-й конной дивизии; с 12 мая по 5 августа 1919 г. — начальник конной группы; с 5 августа по эвакуацию — начальник 9-й конной дивизии.
В «японскую» войну ранен 1 раз, в «германскую» — 2, в гражданскую — 6.
Современник вспоминал: «Генерал Секретев в бою был храбр и спокоен. Всем был доступен, в обращении был прост, а не «самодур», как некоторые другие начальники. Он всегда выслушивал мнение и младших командиров, его никто не боялся и, когда надо было, к нему все шли свободно — и офицеры и казаки. Он любил и берег казаков, на «убой» никого не посылал, и те платили ему тем же».[347]
По инициативе Секретева было изменено место прорыва фронта. Он предложил рвать его восточнее Гундоровской и Каменской, возле станции Репной. Возможно, во внимание был принят присланный повстанцами план маршрута в случае их прорыва навстречу Донской армии. Для передислокации нужно было время.
2(15) мая еще один самолет (летчики поручик Веселовский и подпоручик Бессонов) вылетел на связь к повстанцам.
С самого начала контактов лидеры донской контрреволюции начали сложную дипломатическую игру по отстранению повстанческого руководства от власти. На данном этапе была поставлена цель оказания всемерной помощи «крайнему течению» и перетягивания на свою сторону повстанческого командования, обладавшего реальной властью на территории мятежников. Первым шагом здесь было присвоение чина есаула повстанческим командирам, которые отменили в своей армии погоны, чины и титулование.
Под предлогом, что Тарарин «под наплывом впечатлений и переживаний… не успел собрать многих необходимых сведений, крайне интересовавших штаб…», потребовался новый полет к восставшим, причем летчику и наблюдателю были даны руководящие указания по вопросам, которые надлежало выяснить. На сей раз вылетели не казачьи офицеры, а лица «нейтральные», представители Донской армии, но не казаки — поручик Веселовский и подпоручик Бессонов (о важности миссии можно судить по тому, что Веселовский впоследствии, уже в чине капитана, обеспечивал связь Деникина с уральцами и был послан для связи к Колчаку). Летчики везли три письма, составленных довольно хитро.
Кудинов в свое время проигнорировал Верхне-Донское окружное совещание и послал донесение командующему Донской армией и копию — председателю Круга. Ни один из адресатов Кудинову не ответил, избегая устойчивых контактов и тем самым возможных обязательств перед верхнедонским командованием. «Командующему войсками Верхне-Донского округа» направил письмо Донской атаман А. П. Богаевский. Не обращаясь ни к кому конкретно, Богаевский констатировал, что «почти 2 месяца тому назад мы с радостью услышали о восстании своих братьев казаков Верхне-Донского округа против красных насильников».
Письмо заканчивалось призывом: «Держитесь, братья. Бог вам на помощь…»
Войсковой круг, к председателю которого обращался Кудинов, ответил туманным посланием «Казакам восставших станиц»: «Привет вам и низкий поклон, герои братья-казаки! С великой радостью услышали мы весть о вашем восстании…»
Зато «Командующему войсками восставших казаков Верхне-Донского округа» направили письмо члены Верхне-Донского окружного совещания. Тем самым Кудинову и прочим «вождям» указывалось их место в белогвардейской иерархии. Не обращаясь опять же непосредственно к Кудинову, а, скорее, через его голову ко всем повстанцам, члены окружного совещания своеобразно напомнили о «законности» своей власти»: «Мы, ваши избранники на Круге, душой и сердцем с вами». Бежавшие за Донец верхне-донцы готовы были простить мятежникам прошлые грехи и переговоры с красными («это было и прошло»). Демократии повстанческих «советов» противопоставлялась демократия более солидная. Писалось о свободе, справедливости и истинном народоправстве в лагере деникинщины. «…C нами демократия всего мира — союзники».
Отцы-избранники посылали повстанцам 20 фунтов турецкого табаку, 7 фунтов махорки, 80 папиросных книжек, 6 коробочек спичек. Подарок Донского правительства был более весомым. Летчики везли деньги — 250 000 рублей, остальные 4 750 000, испрашиваемые Кудиновым, решено было выслать «по мере необходимости».
Все послания были составлены так, что имели вид не столько ответа на донесение главкома Кудинова, сколько игнорирования местной «советской власти» и ее выдвиженцев на командных постах.
Прилет тех самых «кадетов», против которых восставали в январе казаки Верхне-Донского округа, обострил противоречия между двумя течениями. Казаки старших возрастов воспрянули духом. «Кадеты» были встречены колокольным звоном, учащиеся Вёшенской станицы были выстроены в две шеренги и имитировали почетный караул, женщины засыпали самолет «кадетов» цветами сирени. В день их прилета, 2(15) мая, толпа стариков убила в станице казака П. Л. Кухтина — два его сына были «в красных». Протестов «умеренного течения» уже не боялись. Летчиков хотели было повезти по полкам, но вовремя опомнились и решили, что «дождь помешал».
Тон писем с «большой земли» повстанцами был понят правильно. Тем более что Веселовский объявил Кудинову и другим повстанческим «вождям», что «белые уже начали наступление и не позднее, чем через 15 дней, соединятся с повстанцами.
Окружной «Совет» и станичные «советы», проводившие политику по принципу «чего изволите?», за власть особо не держались. Чувствовали они себя как на вулкане, так как при малейшем недовольстве в войсках какие-нибудь бойкие казаки, как правило, предлагали «двинуть полк на Вёшки и поставить власть вверх ногами». Задачу свою «советы» в данный момент видели в том, чтобы доказать лояльность Донскому правительству.
В обратную дорогу летчики везли ворох писем и среди них донесение окружного «Совета» Войсковому кругу. Члены «Совета» жаловались на «жестокое угнетение коммунистической власти», описывали начало восстания и свои успехи, извиняющимся тоном поясняли причины сохранения «советской власти». В отчете давалось пространное, без упоминания о внутренних столкновениях, описание деятельности «Совета», решений окружных съездов, несколько хвастливо упоминалось об узаконении телесных наказаний. В конце члены «Совета» высказывали надежду, что «Круг простит нам за наши погрешности». После донесения «демократа» Кудинова, который даже слово «контрибуция» писал в нем как «конституция», послание окружного «Совета» было бальзамом на душевные раны членов Круга, скорбящих о былых порядках на Дону.
19 мая 1919 г. Войсковой круг заслушал летчиков, летавших на связь с мятежниками. Поручик Веселовский браво вышел к трибуне и звонким поставленным голосом начал такое!.. «Серая часть» затаила дыхание, делегаты из «казачьей общественности» несколько раз вопросительно переглянулись. Ужасы Дантова ада были детскими шалостями по сравнению с картинами, которые рисовал перед Кругом прославленный летчик. Здесь были: поп, обвенчанный с кобылой, 1000 изнасилованных девушек в одной станице, отрезанные и прибитые обратно гвоздями языки… Именной список расстрелянных красными с легкой руки Веселовского возрос до 600 человек.[348] На стол перед председателем Круга выложили «сувениры» — самодельные патроны и ветку сирени. Кое-кто в зале прослезился.
Общий язык был найден. Председатель Круга В. А. Харламов заявил на том заседании: «Таким образом, как вы видите, известный порядок в Верхне-Донском округе, а также дело борьбы с большевизмом налажены достаточно прочно. Вопрос же о той или иной форме народоправства в восставшем округе существенного значения не имеет: важно лишь, что восставшие идут по одной дороге с нами».[349]
В советских разведсводках появляются данные: «Настроение казаков воинственное, на наши воззвания казаки предпочитают умереть, чем сдаться… Носятся слухи, что в случае занятия ими хуторов, не поддерживающих восстания, они будут истреблять поголовно». И действительно, 20 мая в станице Слащевской, где были добровольцы в Красную Армию, появился карательный отряд Шмапева.
Совсем по-иному отнеслись к установлению связи с белыми многие мобилизованные казаки. Красная разведка доносила:
«19/V. Между молодыми и старыми казаками намечается раздор. Молодые протестуют против расстрелов пленных красноармейцев и требуют прекращения восстания… Казаки желают послать делегатов для мирных переговоров, но боятся расстрелов».
На следующий день после прилета к повстанцам «кадетов» под станицей Мешковской перед красноармейской цепью показалась группа казаков и закричала: «Эй, товарищи! Красные солдаты! Не стреляй! Поговорить надо! Мы сдаваться хотим…»
Красноармейцы в цепи стали переговариваться, потом один крикнул: «Уходите с богом, казачки! Нельзя нам с вами… Уходите, а то стрелять будем!» Кто-то действительно выстрелил.
Когда второй раз делегация сунулась из-за бугров и стала махать красным флагом, по ней без слов ударили недружным залпом. Но казаки вышли в третий раз. Передний размахивал фуражкой: «Не стреляй! Поимейте сердце, товарищи! Нам деться некуда. Продали нас начальники. Мы всем полком к вам. Добром сдаемся».
В цепи помолчали, потом нехотя ответили: «Ладно, идите. Поговорим…» Но когда трое, предварительно сняв оружие, боязливо подошли, на них накинулись и стали крутить руки…
«Кто это на бугре разорялся?» — спросили потом в штабе у захваченных. «Рыбников, командир полка», — ответил пленный.
Вечером, как обычно, командованию была направлена сводка, что 16 мая делегация казаков во главе с командиром 4-го Мигулинского полка трижды выходила сдаваться, но была обстреляна.
И все же большинство казаков не решалось на открытые переходы из лагеря в лагерь. Разуверившись в каком-то «особом пути», они ограничивались простыми ссорами друг с другом. Бежавший из плена солдат Сердобского полка показал: «Казаки в пьяном виде часто ссорятся: некоторые говорят, что мы идем за народную власть, но против коммунистов и расстрела, а потому не нужно нам присоединяться к кадетам, и если мы справедливые борцы за свободу, то должны держать фронт против коммунистов и не должны впускать на свою территорию кадетов. Другие говорят, что там нет кадетов, Краснов и все кадеты убежали, а идут молодые наши казаки и офицерство». В письмах из-за Донца контрреволюционеры пеняли мятежникам, что они назвали их кадетами, «а мы есть армия Донская, донских казаков и офицерства, идущая за народную власть». «Если они идут за народную власть, то почему сотник Богатырев прилетел в погонах», — не унимались сторонники «особого пути» и грозились, что если это действительно окажутся кадеты, уйти к Колчаку, который совместно с уральскими казаками занял Москву. Многие, доведенные жестокой борьбой до отчаяния, надеялись на «кадетов» и только в них видели свое спасение. Кое-кто уже ворчал: «…Второй год кадеты идут, они, наверно, не идут, а на жуках едут».

http://lib.rus.ec/b/442061/read#r341

Аватара пользователя
Гусельциков
Сообщения: 274
Зарегистрирован: 20 июн 2013, 22:02
Откуда: Запорожье. Украина
Контактная информация:

Re: Поход в Верхне-Донским повстанцам

Сообщение Гусельциков »

...Действительно, к этому времени на фронте по Донцу и Манычу уже произошел перелом.
Все это время части Донской армии упорно пытались форсировать Донец.
После неудачного форсирования Донца группой Абрамова у Гундоровской, в ночь под 3 (16) мая сводный отряд в три конные и три пешие сотни под командованием войскового старшины Старикова на лодках и вплавь переправился в районе разъезда Васильевского на левый берег Донца. Место высадки было восточнее плацдарма красных у Калитвенской. Было взято 300 пленных, 8 пулеметов (затем еще 4) и знамя 200-го полка красных.
Но к полудню красные повели наступление на захваченный плацдарм от хуторов Кудинова и Поцелуева, и Стариков к 13 часам увел отряд на правый берег Донца.[366] Сами казаки потеряли 1 офицера убитым и 3 казаков ранеными.
Как видно на примере двух переправ через Донец, казаки старались не ввязываться в затяжные, упорные бои и при первом же нажиме отходили.
Гораздо более тяжелые бои развернулись под Луганском. 4(17) мая гвардейская бригада 1-й Донской дивизии атаковала здесь позиции красных в конном строю при поддержке огня бронепоезда и пешего Гундоровского батальона, который бежал в атаку вслед за скачущей конницей. Слева гвардейцев должна была поддержать 2-я Донская дивизия, но не сдвинулась с места. Атакующие гвардейцы достигли окопов противника, изрубили батарею и взяли несколько пулеметов, но, не получив поддержки слева, отошли.[367]
Видевшие атаку иностранцы восхищались «стремительностью и стройностью» атаки, но подчеркивали «несоответствие сил атакующих с силами противника, причем в условиях совершенно открытой местности».[368]
6(19) мая красное командование потребовало от 8-й армии перейти в наступление, чтобы сорвать готовящийся прорыв донской конницы на Миллерово и далее к повстанцам. 8 (21) мая 8-я армия перешла в наступление и стала теснить 2-ю и 7-ю Донские дивизии.
Однако в это время кубанские, терские и астраханские войска генерала Врангеля форсировали Маныч и взяли Великокняжескую. В этой операции принимали участие и донские части — Атаманская дивизия и Сводный Донской корпус генерала Савельева (4-я и 13-я конные дивизии).
После взятия Великокняжеской Деникин 8 (21) мая отдал директиву:
«2. Генералу Врангелю овладеть Царицыном. Перебросить донские части на правый берег Дона…
3. Генералу Сидорину с выходом донских частей кавказской армии на правый берег Дона подчинить их себе, разбить донецкую группировку противника, поднять восстание казачьего населения на правом берегу Дона, захватить железную дорогу Лихая — Царицын и войти в связь с восставшими ранее казачьими округами».[369]
11 (24) мая конница Врангеля вышла к Салу. Было взято 400 пленных и 8 орудий. Кавказская Добровольческая армия Врангеля устремилась вверх по левому берегу Дона на Царицын вслед за разбитой 10-й советской армией. А на правом берегу Дона и на Донце перешла в решительное наступление Донская армия.
Еще 2(15) мая части 3-го Хоперского корпуса (5-я и 6-я конные дивизии и 5-я отдельная пешая бригада) сосредоточились у хуторов Семимаячного и Чернышевского. Общее командование форсированием здесь Донца взял на себя командующий 2-й донской армией генерал Ситников, вступивший 3 (16) мая в командование армией после болезни.
Хоперцам на направлении их главного удара противостояла 14-я стрелковая дивизия красных — 6200 штыков, 1200 сабель, 190 пулеметов, 36 легких орудий, 9 тяжелых орудий (по данным донской разведки на 27 апреля (10 мая) 1919 г.).[370]
9 (22) мая последовал приказ № 53 по 3-му Хоперскому корпусу о наступлении на соединение с повстанцами. Чтобы приободрить хоперцев, силы восставших определялись в 50 000 при 70 орудиях.[371] Затем особым приказом наступление было перенесено с 10 на 11 (23–24) мая.
Правее хоперцев должна была наступать 1-я пешая дивизия Сутулова из Усть-Медведицких казаков. Она наносила удар по красному плацдарму в районе станиц Верхне- и Нижне-Кундрюченских. Левее хоперцев готовилась к форсированию Донца конная группа Секретева.
В 1.30 ночи 10 (23) мая части 3-го Хоперского корпуса получили приказ наступать.

...10 (23) мая в 3 часа ночи дивизия Сутулова начала наступление. Ее конные части — 5-й партизанский полк — в конном строю атаковали хутор Рубежный, сбили охранение красных, дошли до окопов у Нижне-Кундрюченской и вернулись. Этот удар, видимо, должен был отвлечь внимание красных от действий 3-го корпуса.
В ночь на 11 (24) мая к переправам двинулась 5-я пешая бригада. В темноте 22-й пеший полк заблудился. В 1.40 ночи 21-й пеший полк получил приказ переправляться, не дожидаясь 22-го полка, причем были приняты «срочные меры по розыску 22 ножа».[373]
В 3.30, не дожидаясь 5-й бригады, стали переправляться Екатерининская пешая сотня и конные сотни 7-й конной дивизии. Командир 5-й пешей бригады Иванов получил приказ переправляться с тем, что есть, а список разбежавшихся передать в штаб корпуса для предания военно-полевому суду. Особо указывалось, что «наступление рассвета не должно являться препятствием для продолжения операции».[374]
Переправу наладить удалось. Саперы навели мост. Туземная сотня ловила разбежавшихся.
22-й пеший полк перешел через Донец, уперся в Екатерининскую и жаловался, что нет поддержки конницей.
Два полка 7-й конной дивизии, действительно, наступали в северном направлении, заняли хутора Ольховчик и Богатов.
5-я и 6-я конные дивизии переправились позднее и выслали разведку к речке Быстрой.
Правее хоперцев вел бой за плацдарм Сутулов. Левее у хутора Какичева переправились «партизаны», красные артиллерийским огнем разбили у них два парома, но «партизаны» закончили переправу на лодках, сбили 202-й и 1-й Камышинский полки красных и остатки 200-го и 201-го полков и гнали до хутора Погорелова.
12 (25) мая на рассвете красные оставили Екатерининскую. Разъезды 35-го и 22-го конных полков вошли в станицу, затем туда вошла 5-я пешая бригада. Однако красные нанесли удар с севера и стали теснить 7-ю конную дивизию от Ольховчика. В 8 утра Стариков отошел и укрыл свои Луганский, Усть-Белокалитвенский, Екатерининский, Морозовский и Милютинский полки в балке Медвежьей.
Командир корпуса подчинил Старикову 5-ю и 6-ю конные дивизии и приказал ликвидировать красных.
Приказ еще не подошел, когда Стариков попросил полковника Моргунова о помощи. Моргунов выслал Старикову 21-й и 22-й конные полки, а сам с 26-м и 27-м конными двинулся в обход.
Наступающие на Старикова красные, которых оказалось всего 300, были атакованы в конном строю Екатерининским и Морозовским полками полковника Аникеева, но «не отступали и дрались с небывалым ожесточением, стреляя в упор атакующих казаков». В плен было захвачено всего 50 человек. Моргунов с 21-м и 22-м конными полками преследовал остальных, и командование надеялось, что он с противником «окончательно покончит».
Правее Сутулов в этот день занял хутора Черню, Бородин и станицу Нижне-Кундрюченскую и теснил красных на плацдарме к Донцу.
Но самым главным событием стало форсирование Донца конной группой Секретева.
Интересно, как была организована переправа. Против Репной у красных был плацдарм — полторы версты по фронту и 200–300 сажен в глубину, — который соединялся с левым берегом наплавным мостом. Плацдарм прикрывался окопом полного профиля с пулеметными гнездами и проволочными заграждениями в 8 рядов кольев. Плацдарм якобы занимали 2000 красноармейцев.
Секретев решил захватить плацдарм и на плечах бегущих перейти реку по мосту. Планировалась получасовая артподготовка гранатами из 20 орудий, чтобы уничтожить проволочные заграждения. Затем в лоб в конном строю шли 78-й и 96-й конные полки и 7-я батарея, затем 4 сотни 80-го конного полка и 8-я батарея, за ними — вся остальная конница. Полки должны были разворачиваться вправо по мере переправы.
Две сотни калмыков 80-го конного полка должны были вплавь перебраться через Донец с началом артподготовки. Одна сотня затем должна была скакать на хутор в двух верстах от моста и захватить там штаб красных, другая — показаться на обрывистом берегу в тылу у красных с целью морального воздействия. Для наведения паники, все атакующие должны были кричать: «Калмыки!.. Калмыки!..»
План, что редко случается, удался полностью.
После разгрома красных и переправы 8-я конная дивизия повернула на запад на Каменскую, остальные части двинулись правее, чтобы выйти на железную дорогу Каменская — Миллерово и рвануться в глубокий рейд в надежде найти повстанцев в районе станицы Мешковской.
Успеют ли красные мощным ударом подавить восстание или казаки Секретева успеют на помощь повстанцам и ударят по эксвойскам с тыла? Каждый день был решающим. Но ударная группировка красных все не выступала, медлила, накапливала силы.
В этот день, 12 (25) мая, Юденич занял Псков, а красные продолжали наступление на Уфу.
На повстанческом фронте в распоряжение Хвесина наконец-то была передана 2-я бригада 33-й дивизии, с ней 2-й легкий артдивизион (12 орудий) и два эскадрона кавалерии. 1-я бригада 33-й дивизии во главе с начдивом Левандовским должна была преградить путь группе Секретева.

http://lib.rus.ec/b/442061/read#r341

Аватара пользователя
Гусельциков
Сообщения: 274
Зарегистрирован: 20 июн 2013, 22:02
Откуда: Запорожье. Украина
Контактная информация:

Re: Поход в Верхне-Донским повстанцам

Сообщение Гусельциков »

Троцкий в этот день подписал приказ: «Конец подлому Донскому восстанию. Пробил последний час. Все необходимые приготовления сделаны. Сосредоточены достаточные силы, чтобы обрушить их на головы изменников и предателей. Пробил час расплаты с Каинами, которые свыше 2-х месяцев наносили удары в спину нашим действующим армиям Южного фронта. Вся рабоче-крестьянская Россия с отвращением и ненавистью глядит на те Мигулинские, Вёшенские, Еланские, Шумилинские банды, которые, подняв обманный красный флаг, помогают черносотенным помещикам Деникину и Колчаку. Солдаты, командиры, комиссары карательных войск! Подготовительная работа закончена. Все необходимые силы и средства сосредоточены. Ваши ряды построены. Теперь по сигналу — вперед. Гнезда бесчестных изменников и предателей должны быть разорены. Каины должны быть истреблены. Никакой пощады станицам, которые будут оказывать сопротивление. Милость только к тем, кто добровольно сдаст оружие и перейдет на нашу сторону. Против помощников Колчака и Деникина — свинец, сталь и огонь. Советская Россия надеется на вас, товарищи солдаты. В несколько дней вы должны очистить Дон от черного пятна измены. Пробил последний час. Все, как один, вперед!».[375]
Но не все части еще прибыли на исходные позиции, в пути были некоторые командные курсы. Исходя из этого, общее наступление приказано было начать 28 мая в 10 часов утра.
На 13 (26) мая донское командование планировало развить успех. 3-й Хоперский корпус должен был ударить из Екатерининской в восточном направлении и к 12 часам выйти к речке Быстрой.
Но обстоятельства сложились иначе. Сначала масса конницы на улицах Екатерининской потоптала свою пехоту. Командир 21-го пешего полка войсковой старшина Максимов докладывал: «Вооруженными остатками полка занял рощу. Пулеметы оставлены, так как были смяты в улице неудержимой лавиной конного корпуса».[376] Затем прибывшая на поддержку пехоте батарея остановилась на церковной площади. Казаки просили их накормить, так как не ели с 11 — го (24-го) числа.
Наконец, пехота выступила и сразу же натолкнулась на идущих в контрнаступление красных. Уже в 12.52 комкор приказал: «Ввиду небоеспособности пехоты и охватившей ее паники вверенную вам пешую бригаду без суеты и давки по мосту, а также и на лодках переправить на правый берег Донца».
Бежавшая за Донец пехота была приведена в чувство и в 16.30 вновь была послана на Екатерининскую, которую и заняла. В итоге каждый остался при своем.
Конной группе Секретева повезло больше. Под Калитвенской казаки уничтожили 203-й полк красных. Бригада 12-й конной дивизии гнала красных до Каменской, а затем заняла хутор Гусев. Вечером 13 (26) мая дивизии конной группы достигли хутора Дичинского (8-я конная дивизия), станции Погорелово (12-я конная дивизия), хутора Астахова и станции Глубокая (11-я конная дивизия). Было взято 550 пленных, 2 орудия и 8 пулеметов. Позже с выходом к Каменской были взяты еще пленные и орудия. Всего с начала рейда — 1500 пленных и 4 орудия. Запасы группы пополнились захваченными боеприпасами. Так, 7-я батарея возила с собой на подводах 1000 снарядов.
В тот же день далеко на севере красные заняли Елабугу.
14 (27) мая 8-я армия красных оставила Луганск.
В 7–8 верстах от Чертково Троцкий посетил части 33-й дивизии. Дивизия состояла из остатков 11-й Северо-Кавказской армии, разгромленной зимой 1918/19 г. Одним из лучших полков дивизии был 292-й Дербентский, в который и приехал Троцкий.
Троцкий подъехал на тачанке в сопровождении 8 конных матросов. Нахмуренный, с большой морщиной на лбу, вышел он к центру замершего полка, снял фуражку. «Я слышал ваши шаги, когда вы еще шагали по астраханским пескам…», — начал он речь. «…Назрел большой гнойный нарыв, — слушали бойцы. — Этот нарыв мы должны вскрыть и вскрыть его так, чтобы Южный фронт не чувствовал боли после операции, проведенной вашими хирургическими инструментами…» Выступал комиссар полка Яковенко, затем от бойцов сказал речь красноармеец Григорий Кулиш.
Митинг прошел по всем правилам. Троцкий, как основной докладчик, взял заключительное слово и призвал красноармейцев не оставить в казачьих станицах камня на камне. В заключение он подозвал к себе командира полка Козлова, комиссара Яковенко, батальонных командиров, 10 минут говорил с ними, оживленно жестикулируя. Потом уехал.
Склянскому для ЦК и Ленина, из Козлова:
«Сосредоточение сил, задержанное отчасти распутицей, сегодня должно закончиться. Я посетил в пути полки 33-й дивизии, направляющиеся походным порядком на эксфронт. Настроение благоприятное. Операции должны начаться завтра, более широко развернуться послезавтра. Прорыв на Глубокую создает опасность в тылу наших эксвойск. Приняты все доступные меры для ликвидации прорыва. Выезжаю в Усть-Медведицкую, оттуда на восточную часть эксфронта, наиболее слабую. Там встречусь с Белобородовым.
Председатель РВСР Троцкий».
14 (27) мая 3-й Хоперский корпус увяз в боях. Конница Старикова и подчиненная ей 5-я пешая бригада удерживали Екатерининскую, а конница Моргунова пыталась прорваться через Быструю у хутора Нижнесеребрякова.
Упорные бои на этом участке фронта продолжались 15 (28) и 16 (29) мая. И, наконец, 17 (30) мая в 11 часов последовал приказ всем частям корпуса отойти за Донец. Потери, конечно, были впечатляющие, особенно среди офицеров.
Таким образом, попытки хоперцев форсировать Донец и продвинуться в восточном направлении были сорваны.
Успешнее шли дела на правом фланге. 14 (27) мая Атаманская дивизия (переименованная в 10-ю конную бригаду) из хутора Февралева двинулась на станицу Баклановскую (там уже стояли две сотни карачаевцев) и была встречена станичной делегацией — «Родная станица ждет своих казаков…».
Главная задача общей операции продолжала выполняться конной группой Секретева, которая должна была двинуться на соединение с повстанцами. Но по воспоминаниям участников рейда, конная группа три дня провела в районе Каменской, ожидая контрнаступления красных, хотя красные активности не проявляли.
15 (28) мая. В 10 утра экспедиционные войска перешли в наступление на всем повстанческом фронте. Троцкий и часть контролеров из центра выехали из штаба корпуса на места и в войска. Хвесин, на которого раньше давили со всех сторон, остался один, растерялся, своего собственного плана наступления он так и не заимел. «Центр тяжести операции по подавлению восстания переносится на разгром политических и административных центров. Это в корне неправильное решение вопроса», — писали в ЦК А. Попов и Жигур — политком и начальник экспедиционной дивизии 8-й армии.[377]
Приказано было ликвидировать восстание к 5 июня, что значило пройти 240 верст за восемь суток. Такими темпами в те времена совершала марши конница и то без боев. Чтобы не выйти из «графика», Хвесин торопил подчиненных, прибывшие части вливались в войска поочередно.
На направлении главного удара экспедиционным войскам противостояли полки 2-й повстанческой дивизии, два полка 3-й дивизии и один полк 1-й дивизии.
Полк 1-й дивизии (400 шашек при 4 пулеметах и 4 орудиях) стоял в хуторе Гусынка-Климовка, 2-й и 4-й полки 2-й Мигулинской дивизии стояли в хуторе Нижне-Меловатский, 1-й полк Мигулинской дивизии — в хуторе Ежовский; в хуторах Богомолов и Коновалов стояли 3-й Мигулинский и 2-й Казанский полки, в хуторе Демидов — 1-й Казанский полк. Во 2-й Мигулинской дивизии было 4 орудия.
В первый день наступления части 8-й армии заняли хутора Колодезный, Меловатский, Калмыков, Федоровский, Богомолов, Демидов, Котов и Погорельский Казанской станицы. Курсанты завязали ожесточенный бой за деревню Березняги.
На восточном участке 5-я повстанческая дивизия отогнала артиллерийским огнем пароход «Свобода», который пытался подняться вверх по Хопру.
Экспедиционные войска 9-й армии вытеснили казаков из юрта Усть-Хоперской станицы. Усть-Хоперский повстанческий полк несколько раз ходил в конные атаки, пытаясь отстоять хотя бы окраинные хутора.
Вечером 15 (28) мая 2-я бригада 33-й стрелковой дивизии, пройдя Дегтево и Пономарев, наконец подошла вплотную к повстанческому фронту в районе Боковской.
Приказ по армиям Южного фронта № 828 объявлял о призыве в Красную Армию казаков 1888–1900 годов рождения в Хоперском и Усть-Медведицком округах. Мобилизацию планировалось закончить 22 июня.
16 (29) мая. Войска Махно выступили против советской власти и открыли фронт белым.
Конная группа Секретева совершила налет на Миллерово. Вообще-то станция Миллерово лежала в стороне от пути группы Секретева, но генерал Кучеров послал на станцию конный полк с артиллерией, который занял Миллерово без боя из-за отсутствия там красных войск. Секретев послал донесение: «…Завтра, 17 мая, предполагаю двинуться на Сетраковский на соединение с верхне-донцами».
Станция Миллерово была занята казаками в 8 часов утра, однако оказалось, что к северу от станции красные сосредоточили 3 бронепоезда, а днем раньше подвезли от Воронежа 4000 пехоты. Бой шел 12 часов, и к вечеру красные Миллерово отбили.
С. М. Буденный писал: «Одной из первых крупных операций конницы белых является рейд казаков ген. Секретева, единственный в своем роде рейд с военно-политической целью».[378]
Однако движение конной группы, хотя и было названо и являлось «рейдом», проходило довольно медленно. Как вспоминал один из участников, «с нашим движением на север мы постоянно сменяли подводчиков, чаще всего женщин и подростков с их подводами для снарядов и заменяли другими, так что когда подошли к восставшим, то и подводы были у нас из ближайших к ним мест. Все подводчики питались своими средствами, сами же кормили своих лошадей. Были среди них и подводы на быках».[379]
Видимо, при малочисленности противоборствующих сил в широкой степи конная группа медленно двигалась на север (часть подвод — на быках) без связи со своими и без соприкосновения с противником.
В районе Миллерово движение замедлилось, так как мобилизованные красными местные крестьяне сопротивлялись отчаянно. Как сообщал С. И. Сырцов, «запасной батальон донского ополчения в условиях уже создавшейся паники принимал и выдерживал бой с казаками в течение 18 часов».[380]
Тем не менее 9-я советская армия была разрезана надвое: 16-я стрелковая дивизия отходила на северо-запад, в расположение 8-й армии, а 14-я и 23-я оказались под ударами 1-го и 2-го Донских корпусов (в ходе начавшегося наступления проходило очередное изменение структуры донских войск — армии были переименованы в корпуса, дивизии — в бригады и т. д.).
На повстанческом фронте красные продолжали наступление. Войска эксдивизии 8-й армии, двигаясь вдоль правого берега Дона, вступили в юрт Мигулинской станицы, правый фланг их занял хутор Латышев.
Бригада 33-й «Кубанской» дивизии догнала наступающие эксчасти и вступила в бой на подступах к станице Каргинской. Первое же столкновение с повстанцами, которые двинули на цепи бригады кавалерию, показало, что противники стоят друг друга. Большинство в 33-й дивизии составляла кубанская казачья беднота, так что рассчитывать на «гик» повстанцам не приходилось. Конные атаки восставших были отбиты пулеметным огнем, а пластуны-кубанцы давили и давили, настойчиво тесня противника к Каргинской…
На левом берегу Дона казаки контратаковали и отбили хутора Богомолов, Огарев, Медвежий и слободу Солонка.
Распутица не давала советским войскам использовать броневики. Позже, через месяц, неподалеку от Солонки английские представители обнаружили «останки французского лёгкого танка, захваченного большевиками после отхода французов из Одессы, а теперь брошенного».[381]
17 (30) мая казаки Секретева вновь атаковали станцию Миллерово, отличилась 12 конная дивизия. Были захвачены все три бронепоезда и 7 вагонов со снарядами.
Телеграмма Л. Д. Троцкому: «Крайне поражен Вашим молчанием в такой момент, когда, по сведениям, хотя и не совсем проверенным, прорыв на миллеровском направлении разросся и приобрел размеры почти совершенно непоправимой катастрофы. Какие же приняты меры, чтобы помешать противнику соединиться с повстанцами? Ленин».[382] Ответа от Троцкого не было.
На повстанческом фронте зарядили дожди. Войска экспедиционной дивизии 8-й армии по колено в грязи штурмовали Мигулинскую и заняли ее в 5 утра. Наступление не останавливалось. К 8 вечера красные прошли весь Мигулинский юрт и, заняв хутора Варваринский и Ейский, подступили к землям Вёшенской станицы. На левом берегу курсанты выбили казаков из Дёгтева и Терновой и вели бой у села Березняги.
Экспедиционная дивизия 9-й армии с боем затемно прошла хутора Усть-Хоперской станицы Бахмуткин, Рубашкин, Дубовой и до 10 утра вела бой за хутор Матвеевский. Бои гремели уже на Еланской земле. К вечеру были заняты хутора Плешаков и Ягодный.

http://lib.rus.ec/b/442061/read#r341

Аватара пользователя
Гусельциков
Сообщения: 274
Зарегистрирован: 20 июн 2013, 22:02
Откуда: Запорожье. Украина
Контактная информация:

Re: Поход в Верхне-Донским повстанцам

Сообщение Гусельциков »

В районе хутора Сингина красным сдалась выбитая со своей земли 4-я Горбатовская сотня Усть-Хоперского полка (104 шашки, сотенный и два взводных командира).
Войска 33-й дивизии заняли Каргинскую и чуть было не предали ее огню, но дождь помешал, сгорело домов двадцать.
В этот день в Вёшенскую на самолете прилетел связной с приказом Сидорина создать ударную группу не менее дивизии и 19 мая (1 июня) нанести удар от Мешковской на хутор Сетраков навстречу группе Секретева. Второй удар надо было нанести в направлении на Милютинскую.
План Сидорина был невыполним, так как Мешковская давно была в руках большевиков.
К вечеру на правом берегу Дона повстанцы удерживали лишь хутора Вёшенской станицы и несколько хуторов Еланской. После трех дней боев 2-я Мигулинская дивизия откатывалась почти без сопротивления. Отдельная бригада осталась без патронов и еле сдерживала красных конными атаками. Только командир 1-й дивизии X. Ермаков обещал продержаться еще два дня, но о наступлении и речи быть не могло. Взоры всех казаков были устремлены на север, где у переправ уже царило столпотворение.
Было принято решение отвести повстанческие войска с правого берега Дона, привести в порядок, а потом искать место для прорыва навстречу Донской армии.
Условия для прорыва, естественно, усложнялись, так как повстанцам пришлось бы форсировать Дон.
18 (31) мая опять разгорелись бои в низовьях Дона. Преобразованные в 1-й Донской корпус войска Мамонтова (4-я, 13-я и Атаманская конные дивизии и пехота Сутулова) форсировали Дон у хутора Потапова и захватили плацдарм, чтобы затем атаковать Константиновскую. Переправа людей и лошадей велась на баржах, которые тянули 8 верст под прикрытием донской флотилии и пушек Канэ. В Нижне-Курмоярской вспыхнуло восстание.
Части генерала Секретева вели бои в районе Миллерово. Секретев, развивая успех, занял Мальчевскую.
Из состава эксвойск были выделены Саратовские, Симбирские курсы и 13-й кавалерийский полк в качестве заграждения от внезапного удара в спину со стороны Секретева.
На повстанческом фронте продолжалось наступление.
На левом берегу Дона весь день красные вели бой за село Березняги. Участвовавшие в бою Калужские пехотные курсы были впоследствии награждены Почетным Красным Знаменем. В наградном листе говорится: «Утром 31 мая курсы перешли в наступление на недоступное, находящееся в овраге село Березняги, когда и завязался сильный бой с казаками. Калужские курсы находились в первой цепи. Орловские во второй вместе с Елецкими. Благодаря особому мужеству состава калужских курсов, они, несмотря на ураганный огонь неприятеля с крыш жилых построек и из окон домов, все время шли вперед, увлекая за собой сзади идущих товарищей других курсов».[383]
На Хопре 5-я повстанческая дивизия вела бои с Заамурским полком и красными казаками, но без особых результатов. Правда, в хуторе Калинине казаки окружили конную разведку Московского полка и Кумылженскую дружину. Красные прорвались, потеряв убитыми 17 разведчиков, 14 красных казаков и обоих командиров — конной разведки и дружины.
На Дону весь день шла переправа беженцев на левый берег.
1-я дивизия прикрывала эту переправу.
Основные бои развернулись на правом берегу Дона. Эксвойска 8-й армии заняли уже хутора Меркуловский и Ольшанский. Навстречу им, вверх по Дону наступали части 9-й армии, они заняли хутор Нижне-Кривской. Узкая полоска берега, забитая повстанческими обозами и беженцами, неумолимо сжималась с обеих сторон. С юга, из района Каргинская — Кружилинский, рвалась к Дону бригада 33-й дивизии. 1-я повстанческая дивизия Ермакова еле удерживала позиции, отбрасывая кубанцев конными атаками, давая своим «дедам» и домочадцам время переправиться, перегнать через Дон гурты скота.
Во второй половине дня хлынул дождь, дороги развезло, и наступление красных приостановилось.
Повстанческое командование решило воспользоваться этим и беспрепятственно отвести войска на левый берег. В 8 часов вечера был отдан приказ начальнику 1-й дивизии, соблюдая тишину и сохраняя полное спокойствие в частях, под прикрытием разъездов отойти «на уровень 2-й дивизии и бригады».
В полночь 2-я дивизия и бригада начали переправу. 1-я дивизия получила приказ все это время быть в арьергарде, переправу начать в 5 утра 19 мая (1 июня) и закончить за полтора часа. После переправы частям надлежало занять позиции: Отдельной бригаде — станица Букановская — хутор Красноярский включительно; 1-й дивизии — хутор Красноярский — хутор Чигонацкий включительно; 2-й дивизии — хутор Чигонацкий — река Песковатка. В полдень 19 мая (1 июня) начдивам и комбригу быть в штабе у Кудинова.[384]
Каждый полк получил рубежи обороны. Так, Мигулинский пеший полк получил приказ в ночь на 20 мая (2 июня) занять позиции по Дону «от Прорвы до Быстряка».
Поздним вечером 31 мая после сильного дождя конные сотни 1-й дивизии во главе с начдивом Ермаковым собрались на бугре возле хутора Ясеновки.
Куда идти?.. Подобные вопросы в дивизии все еще решались на митингах. На приказы Кудинова здесь чихали. Кубанская бригада напирала так, что было ясно — Дон красноармейцев не остановит. Поэтому многие казаки склонялись к мысли воспользоваться темнотой и прорываться на соединение к Секретеву. Но где Секретев, не знал никто, и решено было, согласно приказу, уходить за Дон.
В хуторе Токине распределились, где какая сотня переправляется, и в темноте стали строиться, чтоб идти к Дону. Здесь же была токинская сотня, и когда отряд тронулся к переправам, весь хутор вышел провожать его. В темной безлунной ночи слышались стоны и женский плач. «Отряд молчит, как немой», — вспоминал очевидец.
Арьергардная коньковская сотня Боковского полка переправлялась у хутора Нижний Громок. Хуторской атаман («председатель») приготовил семь лодок и дедов-гребцов. Седла и шинели казаки положили в лодки. Сами с лошадьми переправлялись вплавь. Три коня не пошли в воду, их бросили на берегу. Поплыли… В темноте натолкнулись на обрывистый левый берег и, влекомые течением, проплыли еще сажен 50 вдоль обрыва, ища пологий спуск, где можно выбраться.
На заре вся арьергардная сотня — 280 человек — завершила переправу.
Правый берег Дона был очищен повстанцами.
В ходе отступления с 15 по 18 (28–31) мая казаки только перед фронтом экспедиционных войск 9-й армии потеряли 700 человек.
19 мая (1 июня). Экспедиционные войска, громя запоздавшие обозы беженцев и расстреливая затесавшихся среди них одиночных повстанцев, лавиной захлестнули донской берег напротив станицы Вёшенской.

Позволю себе в качестве отступления рассказ, записанный в хуторе Белогорка.
— Отец у меня был гармонист, песельник. Где гуляют, там он первый! Последнюю копейку спустит. Мы с матерью кобылу запрягаем, едем, подберем его, в сани положим. Мать кричит (плачет. — А. В.), я кричу… А он лежит, на небо смотрит и в гармонь играет. И братья старшие в него были, гармонисты. Мы как на ту сторону отступали…
— А чего вы туда отступали?
— Дак красные ж… Как придут, лошадей забирают. В глаза им пальцами ширяют: не слепая? Там с ними нацмены какие-то… Мы тринадцать дней на той стороне сидели. Прямо в окопах всем семейством. Только мы переправились, вот они — красные! Как зачали по нас через Дон стрелять, листочки молоденькие пулями так и рвут. Как дадут, как дадут с той стороны, так листья кружатся, нам на головы падают… А брат мой сидит в окопе и в гармонь играет — красных дражнит. Играл-играл, а потом говорит мне: «Возьми, Наташа, котелок, сходи в Дон, почерпни воды. Чай пить будем…»».

Вернемся на поле боя. 12 орудий Кубанской бригады были выставлены на «Базковской горе» и прогрохотали, посылая первые снаряды по центру восстания — станице Вёшенской. Повстанческая артиллерия не могла с ней состязаться, хотя с 18 (31) мая среди повстанцев появился известный артиллерист есаул Матасов, прилетевший на самолете по просьбе повстанческого командования.
Кудинов, бежавший вместе со штабом в недосягаемый для артиллерии хутор Черновский, издал приказ, начинавшийся словами: «Пробил час последнего испытания!..» Главнокомандующий уговаривал повстанцев продержаться один-два дня, и обещанная «кадетами» помощь подойдет. «Несите патроны и снаряды», — взывал Кудинов. Приказ заканчивался словами: «Не «приказываю», а «прошу»».
По приказанию комбрига 33-й Кубанской дивизии красный вёшенский казак Александр Кухтин отправился на переговоры к повстанцам с предложением сдаться. Как сообщало советское командование, на участке 292-го Дербентского полка «казаки просили прекратить стрельбу, обещали договор о сдаче.
2 июня в 11 часов обещали дать ответ». Но ответа не дали. Новая лавина боев надвигалась на Верхний Дон с юга с войсками генерала Секретева.
В распоряжении автора есть магнитофонная запись:
«— А где их батарея была?
— На Хопре идей-то… А опосля пасхи под Вёшки пришли. Уж тепло было. Гляжу — он скачет…
— Кто?
— Да Федот… Прискакал: «Иде наши?» А их и нет никого. Игнат, брат его — он льготник был — в Вёшках. Свекор с работником на полях, и бабка с ними убралась… Нам работника дали… пленного… Потом, как красные пришли, он комиссаром был. Приезжал ко мне… Сватался… Я за него не пошла…
— Погоди… Ну, прискакал Федот…
Прискакал: «Иде наши?» А их и нет никого…
Он говорит: «Может, ты меня уж и не увидишь. Аминь нам. Красные под Вешками». Повернулся и поехал. «Мне, — говорит, — успеть надо, пока в бой не пошли». Мне б закричать, а слез нету — стою и гляжу. Он ведь к красным хотел, и еще с ним ребята были: «Вот они, красные. Мы перейдем, а — хлоп! — они не одолеют… Куда тогда деваться?» Так и не пошли».

Вернемся на поле боя. В этот день генерал Секретев вступил на территорию Верхне-Донского округа, занял хутор Сетраков. Части эксдивизии 8-й армии, получившие уже приказ форсировать Дон у станицы Мигулинской и добить повстанцев на левом берегу, вынуждены были остановить наступление и выделить силы против Секретева.
Но из Сетракова белые ушли в сторону Миллерово без боя. Секретевские разъезды, высланные к Мешковской, обещанного повстанческого фронта там не нашли. Жители сообщили, что через Мешковскую на Каргин прошел отряд Северо-Кавказской Красной Армии, Каргин сжег, и про восстание больше ничего не слышно. Зато большевики ударом от Красновки вновь захватили Миллерово, и эту важную станцию надо было отбивать.
Чтобы исправить ситуацию, командующий Донской армией генерал Сидорин переслал с самолетом повстанцам приказание готовить конную группу для прорыва на хутор Сетраков на соединение с Секретевым. Повстанческая конница (в основном каргинцы и боковцы, оставившие свои станицы) стала стягиваться вверх по левому берегу Дона, чтобы из района станицы Казанской прорываться на хутор Сетраков.
В тот же день, 1 июня, откликнулся наконец взявший на себя руководство подавлением восстания Троцкий. «Москва, Склянскому, Ленину. 1 июня, Кантемировка. Для мероприятий требуется время, которое в степи, превращенной в море грязи, в которой я плавал четверо суток, измеряется не часами, а днями. Ныне непосредственная ликвидация прорыва возложена на начдива 33 с подчинением его командованию эксвойск. В распоряжении начдива 33 имеется: первая бригада его дивизии, Самарские, Симбирские, Саратовские курсы, местные батальоны, коммунистические роты.
В самом крайнем случае можно было бы опять снять с экс-фронта вторую бригаду 33 дивизии. Командэксвойск дано указание всеми мерами ускорить движение эксвойск с юга на север, чтобы после овладения главными очагами восстания выделить часть эксвойск на Миллеровскую, если последняя не будет возвращена нынешними силами начдива-33. Троцкий».
В тот же день Троцкий, считавший, что судьба восстания уже решена, решил выехать в Изюм, где собирался ругаться с Ворошиловым, Межлауком и Подвойским по поводу организации продовольственной работы на Украине и в частности в Донецком бассейне.
И именно в это время корпуса Донской армии получили задачу перейти в наступление вслед за Секретевым.
1-й Донской корпус (бывшая 1-я армия) должен был взять Константиновскую и наступать вверх по Дону на Чир, имея дальнейшей целью выйти на Усть-Медведицкую и станцию Арчеда.
2-й Донской корпус (бывшая 2-я армия), выбитый обратно за Донец, имел теперь общую задачу выйти к Усть-Хоперской и идти далее на Поворино и Балашов.
3-й Донской корпус (бывшая 3-я армия) наступал вдоль железной дороги на воронежском направлении, имея конечной целью выход к Ельцу. С 15 по 20 мая (28 мая — 2 июня) 1-я Донская дивизия, Гундоровский батальон, Луганско-Митякинский и Каменский полки вели тяжелые бои на подступах к станице Митякинской и, наконец, сбили противника.
Советские тылы начали эвакуацию. Член РВС 9-й армии Ходоровский приказал: «Начдивам при отступлении забирать положительно всех лошадей, рогатый и мелкий скот, а также все средства передвижения. Особенно надлежит забирать все жнейки и косилки».
20 мая (2 июня). Лето. Красноармейцы Дербентского полка загорали на солнышке, удили рыбу. Казаки с левого берега не стреляли, берегли патроны. Лишь один раз, когда бойцы разглядели на казачьей стороне двух стреноженных лошадей и решили сплавать за ними, откуда-то из кустов, как предупреждение, по пловцам саданули из винтовки.
Обе стороны маневрировали, вели перегруппировку, готовились к последующим решающим боям.
Повстанческая кавалерия была послана вверх по левому берегу, стала скапливаться ближе к железной дороге, на границе Донской области и Воронежской губернии, чтобы форсировать здесь Дон и прорываться к белым.
Среди повстанцев продолжались нелады. Перебежчики сообщали, что беженцам Мигулинской станицы, которые без хлеба, вешенцы никакого продовольствия не дают, говорят: «Вам было заявлено за десять дней о переправе всего имущества, вы не сделали этого, наверное, с целью». Мигулинцы обещают за это бросить фронт и пустить красных, вешенцы обещают их за это всех переколоть. Некоторые казаки говорят: «Нам, наверное, придется драться между собой».
Советские войска растягивались вдоль правого берега. Кубанская бригада теперь удерживала всю территорию напротив Вёшенской и ее хуторов. Остальные части красных скапливались против станицы Казанской и готовились к переправе через Дон возле Усть-Хоперской, чтобы беспрепятственно миновать водную преграду, собрать кулак и продолжать наступление теперь уже вверх по левому Дону от Хопра на Еланскую и Вёшенскую.
3 июня. В. И. Ленин послал телеграмму Реввоенсовету Южного фронта: «Ревком Котельниковского района Донской области приказом 27 упраздняет название «станица», устанавливая наименование «волость», сообразно с чем делит Котельниковский район на волости.
В разных районах области запрещается местной властью носить лампасы и упраздняется слово «казак».
В 9 армии т. Рогачевым реквизируется огульно у трудового казачества конская упряжь с телегами.
Во многих местах области запрещаются местные ярмарки крестьянским обиходом. В станице назначают комиссарами австрийских военнопленных.
Обращаем внимание на необходимость быть особенно осторожными в ломке таких бытовых мелочей, совершенно не имеющих значения в общей политике и вместе с тем раздражающих население. Держите твердо курс в основных вопросах и идите навстречу, делайте поблажки в привычных населению архаических пережитках».[385]
Эту телеграмму всегда демонстрировали как образец ленинской справедливости и гуманности. Но что значит «держите твердо курс в основных вопросах»? Мы-то помним, что 22 апреля 1919 года ЦК утвердил резолюцию Донбюро РКП об уничтожении казачьих верхов, подрыве экономики станиц и о формальной ликвидации казачества… Нет, за жизнь приходилось бороться, а не поддаваться на «поблажки в привычных населению архаических пережитках».
Решительные действия красных по подавлению восстания и Донской армии по прорыву на помощь повстанцев начались одновременно.
На повстанческом фронте события развивались драматично.
21 мая (3 июня) красная кавалерия (бывшая Боковская группа) переправилась через Дон, вышла к станице Букановской и заняла хутор Заталовский.
Кубанцы попытались навести переправу через Дон напротив самой Вёшенской, но неудачно.
Курсанты, не найдя в Сетраках генерала Секретева, вновь повернули на север, на повстанческий фронт.
На другой день, 22 мая (4 июня), Морской и Интернациональный батальоны форсировали Дон у хуторов Обрывского и Зимовнова и оттеснили полки Отдельной бригады к станице Еланской.
Кудинов перебросил под Еланскую часть казаков 2-й Мигулинской дивизии (этот сложный маневр пришлось осуществить, так как вёшенские казаки из 1-й дивизии, опасаясь за свои хутора, на помощь еланцам не пошли) и Еланский полк из 5-й дивизии. Последний стал ударной силой, так как события развернулись в его родных местах.
Дело традиционно решилось конной атакой. Еланский полк во главе с самим подъесаулом Алферовым, неся огромные потери, все же отбросил красных от Еланской. Алферов был ранен пулей в грудь навылет.
Бригада 33-й дивизии, которую уже готовились послать против Секретева, получила приказ форсировать Дон и занять станицу Вёшенскую.
Весь вечер 22 мая (4 июня) красноармейцы вязали плоты, а артиллерия бригады обстреливала лес у места предполагаемой переправы химическими снарядами — отгоняла казаков от места предполагаемой переправы.
23 мая (5 июня). В этот день генерал Секретев получил из штаба Донской армии новую ориентировку, подтверждающую путь на Сетраков, Мешковскую, Казанскую, и вновь занял хутор Сетраков, вступил на территорию Верхне-Донского округа.
Теперь пришла очередь верхне-донцов бросить сконцентрированную в районе Казанской конницу навстречу белым. Но мечты и планы остались на бумаге в кудиновском штабе. До соединения с группой Секретева ни одна повстанческая часть не сделала и шага навстречу «кадетам». Сидорин на Круге заявил, что причиной этому были бронекатера красных, не дававшие возможность коннице переправиться через Дон, но начштаба Секретева генерал Кельчевский обвинял во всем командира одного из повстанческих полков, который устроил митинг и сорвал запланированный прорыв. Часть этой конницы, в частности Боковский полк, была затребована Кудиновым обратно под Вёшенскую, и вовремя. Под станицей как раз разыгрался один из последних актов трагедии.
Казаки здесь удара не ожидали, все силы стягивали к Еланской и Букановской. Туда ушли три полка с северного участка фронта, 6 орудий и трофейный «броневик» — трактор, переделанный в танк, вооруженный пушкой «Гочкиса». Правда, на подходе был Боковский полк, отозванный из-под Казанской.
«Доношу, что сегодня, 5 июня в 4 часа 30 мин., согласно боевого приказа по полку, 1-й батальон вверенного мне полка, поддерживаемый ружейным, пулеметным и батарейным огнем, начал переправляться на левый берег реки Дона, занятый неприятелем. Средств для переправы было слишком мало. К назначенному времени был готов только один паром, на котором могло поместиться только 15 человек с пулеметом. Первую группу численностью в 15 человек неприятель встретил довольно частым ружейным огнем, который начал ослабевать под превосходным огнем наших пулеметов и орудий 1-й батареи, расставленной на участке вверенного мне полка, и стал превращаться в редкие одиночные выстрелы, когда вслед за первой группой переправилась полурота с двумя пулеметами. Еще после переправы первой группы было замечено, что часть противника в беспорядке удирает в направлении ст. Вёшенской, бросая лошадей и проч. В настоящее время уже весь первый батальон переправился на неприятельский берег и разворачивается в боевой порядок. С переходом наших на неприятельский берег, к нам перебежало несколько человек жителей х. Мало-Громковского, исключительно стариков, женщин и детей. Захвачено много лодок, которые помогут ускорить дальнейшую переправу. 13 ч 20 мин. Командир 292 Дербентского полка Козлов, комиссар Яковенко».
«14 часов. На участке 292 полка наши части, перешедшие на левый берег реки Дона и развернувшиеся в цепь, очищают левый берег. Беженцы, старики и дети сдаются. Из наблюдений видно, что обозы бегут в панике в направлении ст. Еланской».

25 мая (7 июня). Участь восстания должна была решиться. Под Казанской повстанцы терпели поражение. Под Шумилинским их цепи выкашивались огнем красных броневиков. Под Вёшенской казаки, сунувшиеся на позиции 292-го полка, были отбиты с большими потерями. Мигулинцы потребовали на фронт пленных красноармейцев «защищать Дон». Из 200 пригнанных 100 сразу зарубили, а остальных заставили рыть окопы… Повстанческий фронт трещал и разваливался.
И тут свою роль сыграла конница генерала Секретева, спешившая на выручку мятежникам.
«Конечно, не будь конницы Секретева, очаг восстания был бы затушен, 9-я армия, не угрожаемая повстанцами с тыла, удержала бы за собой рубеж Северский Донец, и операция развернулась бы совершенно иначе», — считал С. М. Буденный.
Конница Секретева, проделавшая почти трехсотверстный переход и только что разбившая противостоящих ей курсантов, к моменту выхода на соединение с повстанцами была сильно утомлена. В 7.30 утра начальник штаба Секретева генерал Калиновский послал в штаб Донской армии донесение из Мешковской, что есть возможность соединиться с повстанцами в тот же день, проделав марш на Казанскую, маневр на Вёшенскую невозможен, так как займет несколько дней, «на что конная группа по своей усталости уже не способна».
Осуществлявший связь между повстанцами и генералом Секретевым летчик капитан Веселовский, вылетевший на поиски конной группы, обнаружил «колоссальную колонну конницы и в хвосте ее массу скота, обозов и почему-то женщин».[392]
И все же удар по тылам экспедиционных войск 8-й армии был внезапен. Секретев сбил заслон красных — 104-й полк и Воронежские курсы — и силами до 2000 шашек прорвался на хутор Демидов. Остатки 104-го полка и Воронежских курсов, всего около 100 штыков, ушли на Монастырщину.
Конница Секретева переправилась на левый берег Дона и передала повстанцам 50 000 патронов.
Кольцо, сжимавшее повстанцев, было прорвано. И хотя общий исход сражения был пока не ясен, и соотношение сил, введенных в бой, изменилось ненамного, командование экспедиционных войск выпустило инициативу из рук. Отныне советские части проявляют склонность выйти из боев, обтекают район восстания, накапливаются у Чертково и Усть-Медведицкой. Кольцо окружения все больше и больше размыкается с южной стороны.
На севере, под Шумилинским, начдив-4 Медведев, получив помощь от 5-й дивизии, глубоким обходом через Кругловский и Солонку отбросил красных на Березняги.
Соединившись с повстанцами, Секретев планировал свернуть на запад, на Чертково и Богучар. Но Кудинов настаивал, чтобы Секретев спешил на помощь Вёшенской, и конная группа, выделив один полк для преследования красных, уходивших на Чертково, свернула на восток, на Мигулинскую.
В повстанческом штабе было ликование. Телефон звонил беспрестанно. Кудинов снимал трубку: «Говорит командующий, что угодно?» В ответ слышалось бесконечное «Ура!»
Эскадрилья из четырех самолетов привезла в Вёшенскую патроны и вылетела бомбить красные позиции. Начдив-1 Ермаков порывался атаковать красных всеми силами и отбросить их от Вёшенской. Ночь прекратила сражение. «Пленных, ввиду ожесточенности боя, не было», — писали белогвардейские газеты.
В этот же день на далеком Восточном фронте красные заняли Ижевск и начали форсирование реки Белой.
26 мая (8 июня) Секретев вел тяжелый бой в районе Мигулинской, где загнал в Дон 106-й и 3-й Кронштадтский полки и курсантов. По сводкам Донской армии, в плен было взято 800 солдат противника и обоз одной бригады в 700 повозок, автомобиль и мотоциклеты. Остатки кронштадтцев пробились и пошли на юг (на Наполов) и на запад (на Фёдоровский).
Воодушевленные соединением повстанцы рвались вперед. Последние попытки красных наступать со стороны Слащевской тоже были отбиты, повстанцы взяли 8 пулеметов.
Богатеи из крестьянских селений, уяснив, что в боях на повстанческом фронте произошел перелом, прислали в окружной «Совет» делегацию «стариков» и заявили о лояльности своей к белому движению. Классовая война теряла свою сословную форму. Получив такую поддержку, повстанческие «вожди» уверились в своей непобедимости и отдали приказ об истреблении пленных красноармейцев, которых до этого времени рассматривали как своего рода заложников на случай переговоров о мире с красными.
С первых же шагов по верхнедонской земле белогвардейское командование стало оттирать Кудинова от руководства повстанческими частями. 10 (23) мая приказом № 795 они с Сафоновым производились из сотников в есаулы (хотя Сафонов еще в конце 1918 г. был подъесаулом). Приказ звучал так: «Производятся за боевые отличия:
…Из сотников в есаулы. Командующий войсками восставшего района 2 Донского округа сотник Кудинов Павел.
И.д. начальника штаба сотник Сафонов Илья, оба старшинством с 25 апреля сего года». Подписали приказ Богаевский и Сидорин, Донской атаман и командующий Донскими армиями. И тем не менее в приказе ошибка, из-за которой его можно объявить недействительным, — «командующий войсками восставшего района 2 Донского округа».
В белогвардейской печати 26 мая (8 июня) (газета «Донские ведомости») начали расписывать подвиги второстепенных деятелей мятежа, а о Кудинове — двумя строчками: «командующий восставшими — казак х. Нижне-Дударевского Вёшенской станицы, состоит в чине есаула».
Секретеву было приказано объединить в своих руках командование повстанческими частями и конной группой.
Обиженный Кудинов в эмиграции заявил, что был болен и поэтому при соединении с белыми сдал командование повстанческой армией. Дело тут, конечно, не в болезни.
Немного отвлечемся от хода боев и перенесемся в позднее время. В одном из изданий «Тихого Дона» (издавала его «Молодая гвардия») было дано фото Павла Назаровича Кудинова, скопированное из эмигрантского журнала. Натянул он есаульский мундир на располневшее тело, чуб зачесал и лукаво в объектив посматривал. Снимался это он в 1936 г., когда протолкался в правление «Союза казаков-националистов» в Болгарии и увлечен был соответствующими идеями. Увлекался, правда, недолго. «Заскубался» вскоре с конкурентом своим, лидером «Вольного казачества» Гнатом Билым, у которого были четко налажены связи с фашистами, и когда Билый приехал в Югославию (донская эмиграция в основном в Болгарии ютилась, а кубанская — в Югославии), донес на него как на «агента Коминтерна». Болгарская полиция Билого схватила, но вскоре выпустила, и тут уже Билый написал донос в Софию, что Кудинов П. Н. тайком встречается на окраинах болгарской столицы с советским военным атташе…
Но есть и еще один снимок. Коротко острижен там Кудинов и гладко выбрит. Глаза смотрят твердо и прямо, тонкие губы плотно сжаты, шея толстая напряжена, на мускулистой груди гимнастерка чуть не лопается. Впечатление, что сорвется сейчас Павел Назарович и поскачет куда-нибудь. Весна 1919 г. Восстание…
Вернемся к боевым действиям. 27 мая (9 июня). Конница Секретева, измотанная рейдом, довольно вяло втягивалась в бои на правобережье. Самостоятельной роли в других обстоятельствах она не играла бы. Численность ее была 1500 сабель.
Одна лишь конница первой повстанческой дивизии Ермакова превосходила ее численностью в полтора раза.
В этот день Секретев всеми силами навалился на уходящий в сторону Чертково 292-й Дербентский полк (по сути дела, полк еще три дня назад получил задачу перехватить группу Секретева на подходе к Казанской, но из-за боев под Вёшенской отправился выполнять ее только сейчас и сам был «перехвачен»). Конные атаки на заморенных лошадях результата не дали. Секретевцы несли большие потери. Безуспешный для белых бой под хутором Фроловым продолжался до 16 часов, когда 1-я повстанческая дивизия начала переправу на широком фронте от хутора Рыбинского до Белогорки на помощь Секретеву. Обнаружив противника, подходящего с тыла, Дербентский полк пробился на Чертково. Другие полки Кубанской дивизии также вышли из окружения. В Дербентском полку осталось 176 бойцов, из них 85 раненых.[393] По сводкам Донской армии, казаки Секретева захватили в этот день 2 орудия и денежный ящик с 1,5 млн рублей.
Вконец измотанные полки Секретева были переведены на левый берег Дона и нацелены на запад — на Богучар.
Генерал Секретев вступил в станицу Вёшенскую и был встречен караулом из седых стариков.
Начштаба фуппы Калиновский, нарушая все планы высшего командования, сказал Кудинову: «Наши части устали и преследовать красных не в состоянии, возьмите нашу артиллерию в свое распоряжение».
Пополнение для конной группы пытались набрать за счет многочисленных, отмобилизованных и организованных в полки и дивизии повстанцев Верхне-Донского округа. Так, докладывая 27 мая (9 июня), что преследовать красных послана конница 1-й повстанческой дивизии, Калиновский отметил: «Состав конницы этой дивизии превосходит конную группу в полтора раза».[394] Но жестко подчинить себе повстанческие структуры Секретев и его штаб пока были не в силах. Подчинение шло исподволь.

Однако штаб Секретева дал рецепт, как жестко подчинить повстанцев донскому командованию: «Для усиления борьбы войск Верхне-Донского округа необходимо: 1) назначение командного состава как на старшие командные должности, так и присылка возможно большего количества младших офицеров. Успеху дела много вредит выборное начало. Операция, начатая Верхне-Донской конницей в районе Дедовка — Глубокая с целью прорыва фронта и соединения с нашей группой, закончилась митингом и неудачей исключительно по вине одного из выборных командиров полков.
Наше намерение получить укомплектование для конной группы не встречает сочувствия. Тем не менее это решено сделать в течение операции прорыва у Усть-Медведицкой за счет первой дивизии (надо офицеров-артиллеристов, казаки не умеют вести огонь с закрытых позиций). Калиновский». Надо отметить, что реально получить укомплектование за счет 1-й повстанческой дивизии донскому командованию удалось лишь через месяц.
В день соединения Кудинов отдал приказ № 15 по войскам Верхне-Донского округа — надеть погоны и приветствовать офицеров «по мере возможности».
В этот последний день восстания (отныне повстанцы уже официально перестали быть таковыми) на восточном участке фронта столкнулись Заамурский и Московский полки с казаками 5-й повстанческой дивизии.
Московский полк наступал на хутора Евсеев и Сукачев. Один фланг его прикрывала Слащевская добровольческая сотня, другой — 1-я сотня 5-го Заамурского конного полка. Контратакой в лоб казаки смяли первую цепь московцев, Слащевская добровольческая сотня, видевшая это, дружно обратилась в бегство. Красная пехота заколебалась и тоже стала отходить. Единственной частью осталась сотня Заамурского полка. Надо было прикрывать отступление, а в это время на заамуровцев уже мчался целый полк казаков (интервалы между сотнями как на учениях, взводные на флангах, сотенные перед строем).
Красная Армия, молодая армия, имевшая от роду чуть более года, была сильна еще и тем, что во многом сохранила старые боевые традиции русской армии. 1-я сотня 5-го Заамурского полка, кадрового полка старой службы, свято исполнила свой долг, не допустила рубки бегущих. Как один человек сотня бросилась в контратаку, и яростная рукопашная сеча «один на шестерых», в которой заамурцы потеряли 32 убитых, 28 раненых, но взяли одного пленного, была кровавой точкой, завершившей историю Верхне-Донского мятежа.
Впрочем, спасти Московский полк не удалось. Полк потерял 120 человек, не считая раненых, и 3 пулемета…

http://lib.rus.ec/b/442061/read#r341

Аватара пользователя
Гусельциков
Сообщения: 274
Зарегистрирован: 20 июн 2013, 22:02
Откуда: Запорожье. Украина
Контактная информация:

Re: Поход к Верхне-Донским повстанцам

Сообщение Гусельциков »

ПОХОД К ВОССТАВШИМ. – М. Бугураев
В 1918 г. Донская армия имела самостоя­тельный фронт огромного протяжения в 800 верст, с уходом же немцев в середине но­ября фронт увеличился до 1.200 верст. Ста­ницы и хутора северной части Дон. Области часто переходили из рук в руки к казакам и красными обратно. «Товарищи» беспре­рывно занимались грабежами и насилием.

Зима этого года была очень суровой, часто выпадал снег и лежал на земле толстым сло­ем. Казаки же были плохо одеты, без полу­шубков, большинство в шинелях, со рваной обувью, без валенок. Истекали кровью каза­ки, но дрались, ожидая обещанной помощи. Но… она не приходила.

Ген. Деникин писал: «Весь ноябрь и де­кабрь на огромном фронте от Луганска до Царицына, от Царицына до Маныча, в мо­роз и стужу, поставив в строй поголовно всех казаков, способных носить оружие, изне­могая от потерь и лишений, Дон доблестно отстаивал свое существование против вдвое сильнейшего врага. Донская армия неизбеж­но одерживала верх, брала тысячи пленных и богатую военную добычу. По существу — стратегическая победа была уже на стороне донцов… Но в настроении донцов опять на­ступил перелом, который искусно ис­пользовала советская пропаганда… Советская власть обещала казакам сохранить казачий уклад жизни и уверяла казаков в тщетности надежд на иностранную помощь…»

Все внимание красного командования в де­кабре 1918 и январе 1919 гг. было обращено исключительно на уничтожение казачьих войск. Приведем соотношение сил: у кра­сных против донцов во второй половине де­кабря 1918 г., было четыре армии — 124 ты­сячи штыков и сабель при 485 орудиях и 2.230 пулеметах («Гражданская война 1918­1921 гг.». Том 3., стр. 138). У донцов к 1. 12. 1918 было 49 тысяч бойцов, 153 орудия и 581 пулеметов. После зимнего отступления к 152 1919 донцы имели 15 тыс. бойцов, 108 орудий, 441 пулеметов, все остальное было потеряно. Была еще в запасе «Постоянная армия», созданная Атаманом Красновым — около 30 тыс., пеших и конных, с артилле­рией.

У добровольцев дела шли неплохо: на сев. Кавказе ген. Врангель заканчивал освобож­дение Кавказа. 6 дек. ген. Деникин перебро­сил в Донецкий бассейн одну дивизию до­бровольцев ген. Май-Маевского.

Теперь можно сказать правду — ведь про­шло 54 года…

Помощь донцам не давалась, потому, что шла политическая борьба, и ген. Деникину надо было «убрать» неугодного и непослуш­ного Атамана Краснова.

Что же происходило на Донском фронте? — Есаул Кудинов, начальник восставших позже казаков Верхне-Донского округа, поз­же писал в своих воспоминаниях: (*) Воспоминания П Л. Кудинова были напечатаны в №№ 58, 59, 60 и 61 «Род. Края».) «Бо­евые части на фронте оставались голодными, и раздетыми, ибо все захватываемое в боях у красных имущество, необходимое для ар­мии расхищалось тыловыми учреждения­ми…» Как пример, он описывает следующий случай: «…боевые марши раздетых и ра­зутых казаков довели бойцов до отчаяния. Одна из сотен Вешенского полка потребова­ла, чтобы ее командир отвел бы ее в Вешенскую, где она, получив обмундирования, вер­нулась бы на фронт. Командир отказался. Казаки избрали нового командира (что бы­ло неправильно: командиры назначались — М. Б.). Сотня, самовольно оставив фронт, от­правилась в Вешенскую, где вся была аре­стована. Все зачинщики были выданы и пре­даны военно-полевому суду при штабе Се­верного фронта. А сотню отправили в 28-й донской полк на исправление. Двенадцать человек зачинщиков были приговорены Военн. Полев. Судом к расстрелу. Казнь была совершена около 2-ух часов ночи, но на ме­сте расстрела осталось лишь три трупа. Ос­тальные успели скрыться. Весть о проис­шедшем быстро распространилась в тылу и на фронте. Все это сильно взбудоражило казаков. А сов. пропаганда воспользовалась этим случаем».

Коснемся кратко политической обстанов­ка. Под давлением англичан, ген. Краснов должен был подчинить Донскую Армию ген. Деникину, чего последний добивался все вре­мя. 26 дек. 1918 г. состоялось соглашение о подчинении Дон. Армии в оперативном от­ношении ген. Деникину.

На В. Круге, возглавляемом его председа­телем В. А Харламовым, была очень силь­ная оппозиция, которая рассчитывала, при предстоящих выборах Атамана, избрать дру­гое лицо на место ген. Краснова. Против не­го были: ген. П. X. Попов, ген. Сидорин и другие военные лица.

Атаман Краснов послал к англичанам специальную комиссию с просьбой помочь До­ну их оружием и снаряжением, начавшим прибывать в Новороссийск Получил ответ: вся военная помощь будет даваться только ген. Деникину, который уже будет распре­делять по воинским частям. Отсутствие по­мощи казакам, начавшееся отступление (на фронте и это заявление послужили большим козырем для оппозиции. 2 февр., на место отказавшегося от атаманского поста ген. Кра­снова, был выбран Донским Атаманам ген. А. П. Богаевский. В этот же день ген. Деникин появился на Круге и обещал помочь войска­ми. При ген. Краснове ген. Деникин на Круг не приезжал. Круг же еще раньше послал ген. Попова на Кубань за помощью, так как ожидалась смена ген. Краснова, 3-го февра­ля эшелоны кубанцев были уже на станции Кущевка на границе с Дон. Областью. Пусть не подумают читатели, что это моя фантазия. Нет — это не фантазия. Эти войска пошли на Царицынский фронт, где красные пыта­лись отрезать добр. части ген. Май-Маевского.

Но на северном Дон. Фронте никакой помощи оказано не было. Сильная пропаганда красных делала свое дело: 28 февр. 1919 г. на фронте начались митинги, а затем и «бра­тание» с красными казачьих полков 28-го, Вешенского, Казанского и Мигулинского. Оно перешло в переговоры целого участка, кра­сные парламентеры безбоязненно и свобод­но появлялись в каз. частях. Командный офицерский состав начал уходить. Казаки снимали с офицеров погоны, но их уходу не препятствовали. Эти полки подписали с кра­сными мирный договор, и в первых числах марта вешенцы «открыли фронт» на про­тяжении 40 верст. Соседние полки тоже должны были отходить, бросая все тяже­лое снаряжение. Вскоре красное командо­вание аннулировало подписанный договор, и по следам ушедших казаков, красные вторг­лись с фронта в нейтральную зону Верхне­-Донского округа. В Вешенскую вошли части 15-й Инзинской пех. дивизии красных, кото­рые вели себя очень нагло: хозяевам, неза­висимо от их числа, оставляли одну комна­ту-стряпуху, приказывали «не пищать» и «не беспокоить красных защитников проле­тариата». Хорошо наевшись белого хлеба, товарищи из винтовок начинали стрелять по иконам и лампадам.

Вскоре 15-ю дивизию отправили на фронт. Пришли другие части и стали вести себя еще хуже. Население обезоружили вплоть до но­жей. Начали закрывать церкви, училища, «социализировать» имущество граждан и церковную утварь Выполняя инструкции Высшего Революц. Совета, комиссары теши­лись грабежами и убийствами. Постепенно все это переполняло чашу терпения казаков, которые начали тайно собираться, обсуж­дать создавшееся положение и… говорить о необходимости восстания против красных. По ночам, тайно, пробираясь с хутора на ху­тор, инициаторы будущего восстания стали собирать сведения о желании и готовности казаков к немедленному выступлению. Ка­заки были согласны и готовы.

Восстание вспыхнуло 26 февр. 1919 г. В три дня оно охватило район станиц Казанс­кой, Мигулинской, Вешенской, Еланской. В Мигулинской повстанцы захватили 8 орудий, 50 пулеметов, миллион винтовочных патро­нов («Трагедия казачества» том 2, стр. 239).

Красное командование решило сразу по­кончить с восстанием и послало свои лучшие войска: 2-й Революционный Московский полк (4.000 штыков), 4-й Кронштадтский полк (1800 матросов), бригаду курсантов (3.000 штыков), 5-й Заамурский кон. полк (800 сабель) и целый ряд карательных от­рядов. Все части с многочисленной артилле­рией и многими пулеметами. В марте против восставших было уже 14.000 штыков и са­бель. Но они всюду громили красных.

В апреле из 8-й и 9-й сов. армии было по­слано еще по одной дивизии. К этому вре­мени восстание охватило уже пространство в 10 тысяч кв. км. от ст. Усть-Медведицкой до г. Богучара. Обвод этого района был 400 верст. К 28 апр. у красных было 39.800 бой­цов при 82-х орудиях и 341-м пулемете. По сов. данных у восставших было до 30-и ты­сяч при 6 орудиях и 24 пулеметах. Сов. командующий Южным фронтом писал: «восстание имело громадное значение для войск южного фронта не только в качестве фактора отвлечения войск с нашего фронта, но и как событие, подымавшее у противни­ка новые силы для борьбы с сов, властью. Повстанцы выходили на сообщения армий, грабя обозы, нарушая ж. д. сообщение, управ­ление войсками» (стр. 243-244).

По данным ес. Кудинова повстанческие войска вначале вели войну лишь обороните­льную, избегая больших боев, но, используя знание местности и преимущества конницы, ночными набегами наносили большие пора­жения красным. После начали переходить к активным действиям большого масштаба. К восставшим примкнули и крестьяне слободы Березняки Воронежской губ. — 800 штыков с 8-ю пулеметами и полностью перешел к казакам Сердобский полк из мобилизован­ных хлеборобов.

Борьба была очень жестокой, пленных не брали ни одна ни другая сторона. У казаков в строю были все способные носить оружие. Были женщины, девушки, подростки, а ма­льчишки собирали свинец от пуль и лили из них новые.

Донское командование о восстании в Вер­хе-Донском округе знало по наслышке уже в половине марта, посылка первого аэро­плана для установления связи закончилась неудачей, лишь второй самолет смог свя­заться с восставшими казаками.

Получив донесение от Кудинова, Дон. ко­мандование обратилось к ген. Деникину за разрешением послать восставшим помощь в виде специального отряда; (Дон. командова­ние ему было подчинено), но он тогда не раз­решил, и повстанцы остались без помощи.

4 мая, по донесениям Кудинова через вер­нувшегося летчика, у восставших было 6 дивизий 4-ех полкового состава — полк при­близительно 1.000 бойцов, 14 легких орудий, одна тяжелая пушка, 93 пулемета, 15 т. вин­товок. Телефонная связь по всему фронту была налажена очень хорошо: со всех фрон­тов сведения поступали за 30 минут.

К этому времени Донская Армия отошла за р. Донец, а северо-восточная часть ее — за р. Дон. На Царицынском направлении, при помощи подошедших кубанцев, фронт задержался на pp. Сал и Маныч.

Хотя у донцов, после катастрофического отступления осталось мало боевой силы, но «дух сопротивления» потерян не был. И вся Донская армия 21 апр. перешла в наступ­ление на всем своем северном фронте.

22 апр. 8-я дон. каз. кон. дивизия после упорного боя заняла г. Луганск. По приказу Дон командования она 23 апр. передала этот район пешим частям дивизии ген. Гусельщикова, а сама же получила особое задание войти в состав «Особого отряда» с задачей идти на соединение с восставшими казака­ми Верхне-Донского округа. В отряд вхо­дили 8-я. 9-я дон. каз. кон. дивизии 3-х полкового состава каждая при 2-х батареях по 4 орудия, бригада ген. Постовского в 2 пол­ка с одной батареей в 4 орудия, отдель­ная батарея № 5 войск, стар. А. А. Упорникова, одного из лучших артиллеристов «По­стоянной армии». Командовал Отрядом Ген. Штаба ген. Ф. Ф. Абрамов, 8-ой дивизией — ген. H. М. Кучеров, 9-ой — А. С. Секретев. Оба — отличные боевые кавалерийские начальники. Казаки им верили, любили их и по их приказу шли в «огонь и воду». За­дачей Отряду было, переправившись через Донец, идти в С. З. направлении к станицам Вешенской и Казанской к восставшим каза­кам, которые ничего не знали об этом.

Место переправы выбрали восточнее Лу­ганска против хут. Перебойный Гунровской станицы (прим. корректора: так в тексте. Хут. Перебойный Калитвенской станицы). Правый берег реки здесь был очень крутой и обрывистый. Для спуска к реке — с давних времен выемка через реку к хутору. Летом неглубокая река пересыха­ла, зимой замерзала. Левый берег пологий песчаный, покрытый сплошным тальником, подходившим вплотную к роще деревьев, бывшей примерно в полуверсте от реки и служившей отличной маскировкой нашей пе­реправы. У красных — постоянного на­блюдения за рекой — не было. Были отде­льные пешие посты на очень большом рас­стоянии друг от друга. Донец на месте пе­реправы — неширок, глубина доходила до пуза лошади.

С наступлением темноты, заранее заготов­ленные, узкие и небольшие пролеты для моста с перилами с одной стороны были прочно установлены в песчаном дне реки, отдельные звенья были прочно закреплены между собой и временный мост для пешехо­дов был готов, казаки, ведя на поводе, пере­водили по нему своих коней. Оружие, заряд­ные ящики, пулеметные повозки переправ­лялись на двух небольших паромах. К рас­свету успели переправиться: авангард — 78-ой дон. каз. полк и моя 7-ая батарея. Ос­тальные батареи, под общим командованием А. А. Упорникова, заняли закрытые позиции на другом берегу. Там же скрытно сосре­доточилась вся остальная масса конницы; все они должны были переправиться лишь в случае успешного продвижения нашего авангарда. В случае неуспеха — А. А. Упорников огнем своих 20-ти орудий должен был прикрыть его отход. Авангардом командовал лихой и очень опытный полк. П. В. Савель­ев, командир 78-го полка.

Сотня, переправившаяся первой, повела глубокую разведку. Остальные, переправив­шись. спешились и заняли удобную позицию, примерно в версте от реки был подмытый весенним разливом бугор. Переправы полка и батареи прошли быстро и без задержек. В верстах двух от берега реки полк, почти без боя занял небольшой хутор Перебойный и по­вел наступление вместе с батареей на восток, в направлении станицы Каменской. Наше наступление вначале развивалось успешно.

Но часа через два из станицы, навстречу нам вышло два большого состава полка красных, с многими пулеметами и двумя батареями. Завязался бой. Я находился, как всегда при наступлении, в группе командира полка. При ее обстреле красной батареей был ранен в челюсть, но остался в строю, полк. Савель­ев, сказавший мне: «С этой группой крас­ных нам не справиться. Вам нужно скорее переправляться обратно. Я с полком прик­рою ваш отход. А полк может переправить­ся и вплавь». Хотя батарея красных и об­стреливала нас, но, к нашему счастью, гра­наты глохли в сыром песку и не рвались.

Видя наш отход в. ст. Упорников пригото­вился открыть огонь всеми 20-тью орудиями, но стрелять не начинал, решив в первую очередь уничтожить красную батарею. Вот она остановилась, номера слезли, стали сни­мать орудия с передков. И тут Упорников скомандовал «Огонь», сорок гранат, одна за другой разорвались на батарее красных, лю­ди, лошади были побиты, разбиты пушки, за­рядные ящики, начали рваться находив­шиеся там снаряды. До самого вечера своим огнем Упорников не подпускал никого к этой батарее. А вторая батарея красных не риск­нула войти в сферу нашего огня, зная, что и она будет уничтожена. Моя же батарея быстро переправилась обратно, а конный полк, занимавший до темноты свои пози­ции, потом переправился вплавь.

На другой день, на рассвете стало извест­но, что заболел командир нашего отряда ген. Ф. Ф. Абрамов. В командование вступил по старшинству ген. Секретев. Ген. Кучеров ска­зал мне (да и у казаков шел об этом слух), что

ген. Абрамов — говорил ему, что эта задача не по его летам, что ее должен выполнять молодой кавалерийский начальник, и спросил меня, что думают по этому поводу пушка­ри? Я ответил, что пушкари узнав об этом, весело говорили: «Теперь с нашим Сашей Секретом мы дойдем наверняка…»

Ген. Секретев в бою был храбр и спокоен. Всем был доступен, в обращении был прост, а не «самодур», как некоторые другие на­чальники. Он всегда выслушивал мнение и младших командиров, его никто не боялся и, когда надо было, к нему все шли свобод­но… и офицеры и казаки. Он любил и берег казаков, на «убой» никого не посылал, и те платили ему тем же.

Рано утром он собрал всех начальников, до командиров батарей включительно и ска­зал примерно следующее: «Вам известна наша главная цель соединиться с восстав­шими казаками, разорвать кольцо красных. Задача не из легких. Но я твердо верю, я знаю, что при вашем содействии наши ли­хие казаки эту задачу выполнят. Первое, что мы должны сделать: выбрать удобное место переправы через Донец и затем прорвать ближайший фронт красных. Я знаю подхо­дящее место не только по карте, я там сам бывал. Это против станции Репной (на линии Лихая-Царицын). Мы туда и пойдем».

Мы туда и двинулись, все были очень до­вольны, что ген. Секретев объяснил наш маневр, обычно этого не делалось.

(Окончание следует)

М. Бугураев
http://paysnatal.ru/poxod-k-vosstavshim-m-buguraev/

Аватара пользователя
Гусельциков
Сообщения: 274
Зарегистрирован: 20 июн 2013, 22:02
Откуда: Запорожье. Украина
Контактная информация:

Re: Поход к Верхне-Донским повстанцам

Сообщение Гусельциков »

ПОХОД К ВОССТАВШИМ (Окончание). – М. Бугураев
(Продолжение № 104)

Репная находилась много выше уровня р. Донца. От бугра, на котором она была рас­положена, местность шла к реке с неболь­шим уклоном, без рытвин, канав, кустарни­ков, то есть была очень удобной для конной атаки. На нашей стороне красные имели большой хорошо оборудованный плацдарм с глубоким, полного профиля окопом. Перед ним — проволочные заграждения в 8 рядов кольев. Много специально оборудованных пулеметных укрытых гнезд. Этот участок по фронту был около версты с половиной с глубиной его до 200-300 сажень. Через До­нец, шириной здесь в 150-200 сажень был на­плавной мост. Река здесь делала очень кру­той поворот к северу и так текла около двух верст, когда опять принимала свое прежнее направление.

С нашей стороны, от Репной к западу, при­мерно в версте, на крутом высоком берегу реки был хутор, середину которого разрезал широкий крутой овраг по дну которого про­ходила дорога-спуск к реке. В нем можно было скрыть целый полк. Выход к реке этого оврага со стороны красных не было видно, что было важно для нас. Почти про­тив хутора на другом берегу реки была вы­сокая длинная каменная скала, почему река и начинала свой поворот к северу. Со стороны красных подняться на скалу пешеходу было почти что не возможно. Но от ея верхушки к реке постепенным ровным спуском шло чистое поле. Противник мог видеть только пе­ред собой и назад. В итоге место к переправе было выбрано очень удачно, а спуск к реке от Репной облегчал атаку нашей конницы.

Ген. Секретев решил на плечах красных переправиться через Донец, захватить мост целым и немедленно продолжать наступле­ние всем Отрядом. Наступление начнется получасовой арт. подготовкой гранатами из 20-и орудий, за это время будут уничтожены проволочные заграждения. Прямо в лоб идут 78 № и 96-й полки, за ними моя 7-ая батарея, за ней четыре сотни 80-го Джунгарского Калмыцкого полка, затем 8-я батарея, за ко­торой переправляется 9-ая дивизия, которая идет сейчас же вправо (восточнее) 8-ой и сменяет 96-ой полк, который переправив­шись через Донец наступал правее 78-го полка. После всех — резерв Отряда: бригада ген. Постовского, батарея Упорникова. Мо­ральное и быть может главное воздействие на красных должны были оказать две кал­мыцкие сотни, которые с началом арт. подго­товки вплавь должны были переправиться через Донец. Одна сотня должны сразу бро­ситься на север, чтобы успеть захватить в хуторе в 2-х верстах штаб большевиков, а другая должна была отрезать красных. Они должны были показаться на верху скалы, чтобы «товарищи» видели бы и знали, что калмыки отрезали им путь к отступлению, что заставит красных скорее бросить окопы, или же плыть через реку под метким обстре­лом батареи Упорникова. А при атаке на пе­хоту казаки все время должны были кри­чать: «Калмыки… Калмыки…»

Весь маневр был объявлен казакам, каж­дый из них знал что делать. И все было разыграно, как по нотам. Услышав крики «Калмыки..» и увидев их от себя вправо от реки, «товарищи» бросились вплавь через реку, так как мост был уже захвачен каза­ками. Много их погибло в реке под меткими шрапнелями Упорникова. Из двух с полови­ной тысяч, по сведению штаба красных, мало кого спаслось. На хуторе калмыки захватили весь штаб красных. Ускакал лишь один ко­миссар. Никаких резервов у них здесь не бы­ло. При опросе пленных мы узнали, что в Каменской было два полка с одной батареей. Но со станции Глубокая ожидался подход красных войск для перегруппировки и пе­рехода в наступление. В итоге, мы опередили красных своим наступлением. 8-ая дивизия ночевала у хутора в 8-и верстах от реки. На следующий день она двинулась к Каменской, 9-ая шла самостоятельно восточ­нее, правее.

Навстречу нам вышел пехотный полк красных, на наш левый фланг. Он был обна­ружен нашим боковым дозором и только на­чал разворачиваться для занятия позиции, как на него обрушился с дистанции в две версты убийственный огонь батареи Упорни­кова. Два конных полка атаковали красных и они сдались, не оказав большого сопротив­ления.

У Каменской нас, 8-ую дивизию, встретил второй полк красных с батареей. Начавший­ся бой длился недолго. При обходе конной бригадой ген. Постовского, пехота красных начала сдаваться, нами в плен было захва­чено более 1500 красных, батарея в 4 орудия. В станице были захвачены склады винтовочных и орудийных патронов, наши запасы по­полнились, у меня в 7-ой батарее на подво­дах было более тысячи снарядов.

В Каменской мы пробыли три дня. Вели глубокую разведку и ожидали атаку крас­ных со стороны Глубокой, где, по сведениям разведки и перебежчиков, было около трех тыс. пехоты и две 4-ех орудийные батареи. Пехота рыла для себя глубокие скопы. Ждут еще подхода своих войск от станции Миллерово.

Ген. Секретев решил продолжать наше движение. У Глубокой был большой бой, красные оказали сильное сопротивление, но обходным движением бригады ген. Постовского и одновременным ударом всей конни­цы (четыре полка) — сдались. В плен к нам попалось около двух с половиной тысяч, две батареи с большим запасом снарядов. Но и у казаков были большие потери, особенно в конском составе.

С нашим продвижением на север, мы пос­тепенно сменяли подводчиков, чаще всего женщин или подростков с их подводами для снарядов и заменяли другими, так что когда подошли к восставшим, то и подводы были у нас из ближайших к ним мест. Все подвод­чики питались своими средствами, сами же кормили своих лошадей. Были среди них и подводы на быках.

Хотя Миллерово и оказалось в стороне от нас, но ген. Кучеров послал туда полк с ар­тиллерией. Тогда красных там не оказалось. Но после нашего прохода подошли эшелоны красных и нам пришлось возвращаться об­ратно в Миллерово, чтобы их ликвидировать. Здесь мы увидали, что все ЖД пути были забиты награбленным красными имуществом и пшеницей в мешках. Все это ген. Секретев приказав немедленно отправить в Новочер­касск, а мы продолжали выполнять свою за­дачу. Недалеко от Миллерово наш конный разъезд захватил еще обоз из сорока подвод на быках, груженных мешками пшеницы, которую везли на ст. Миллерово. Никакой охраны не было, сопровождал обоз с подводчицами казачками только один матрос, кото­рый по жалобам казачек «измывался над всеми». Вот над обозом пролетел аэроплан, казачки со злобой говорили матросу: «хоть бы Господь Бог послал бы на тебя с неба управу…». Матрос «матерился» и злобно смеялся, но вдруг появился каз. разъезд и матрос попал в его руки. Когда обоз привели к ген. Кучерову и он узнал от казачек о поведении матроса, был созван здесь же во­енно-полевой суд и его приговорили к разстрелу.

В дальнейшем красные пытались задер­жать движение нашего отряда, но не смогли. Против нас была брошена бригада курсантов, об этом мы узнали от возвращавшихся с по­молы пшеницы на мельнице казачек. Оне го­ворили: что какие-то курсанты заняли по­зицию за болотистой речкой, пушек у них нет, говорят: «пущай идут кадеты, мы им покажем как нужно воевать..» Их много, тысячи три. Речка болотистая, через нее можно пройти лишь по одному мосту, кото­рый сильно охраняется курсантами. И дей­ствительно, когда подошли наши разъезды, то сразу понесли потери от их меткого огня.

Моя батарея стала на закрытой позиции, в лощине. Я с телефонистами пошел по вы­сокой, густой траве выбирать себе наблюда­тельный пункт. Но оба моих спутника сразу были ранены, к счастью легко. Все мы трое упали в траву; осмотревшись не поднимая головы я увидал, что лежу на скате бугра, и что мне хорошо видна позиция курсантов. На противоположной стороне речки — от­дельные постройки с деревьями. С правой стороны — высокое здание, вальцовая мель­ница. В окопах за рекой — курсанты. Под­ход к мельнице мне был хорошо виден, здесь не было деревьев. Я решил, что с этого ме­ста я и буду вести свое наблюдение и управлять стрельбой. Мои раненые уползли назад. Курсанты стреляли очень метко по всем появляющимся целям, но, как мы уз­нали позже, стреляли только по команде своих офицеров — у них было мало патро­нов. Все время я держал курсантов в окопах под огнем своих орудий, мне хорошо было видно, как из окопов иногда на мельницу шло по два по три человека, но назад возвра­щался всегда один. Было ясно что там у них перевязочный пункт. Туда я не стрелял, бо­ясь что там были женщины или дети.

К вечеру один из наших полков попробывал переправиться через эту речку – мне было все отлично видно. Как только курсанты по­няли намерение казаков — они выслали пу­лемет с тремя обслуживающими на параконной подводе. Дабы не дать ему возмож­ность стрелять по казакам, я начал стрелять одним орудием по пулемету, но не прекра­щая стрелять другими орудиями по курсан­там в окопах. Переправиться казакам не удалось — лошади сразу глубоко вязли в болотистой речке. Но и пулемет красных не мог «открыть огня» из-за моей стрельбы по нему.

Вечером, во время ужина, наш начальник штаба Отряда полк. Соколовский, артилле­рист, говорил при мне ген. Кучерову: «Сегодня, во время боя с курсантами, мне при­шлось наблюдать необычайное зрелище: од­новременную арт. стрельбу по двум различ­ным целям, далеко отстоящими друг от дру­га. Даже в «Правилах стрельбы» для офице­ров артиллерийстов такой случай не указан, ибо считается, что это не возможно. А се­годня днем М. К. Бугураев доказал, что не­возможное в теории возможно в жизни. И не каждый артиллерист может так стре­лять…» Начальник дивизии ген. Кучеров от­метил эту стрельбу в приказе по дивизии и мне обьявил особую благодарность за нео­быкновенную стрельбу. Может быть некото­рые из артиллерийстов усомнятся в этом, но это факт, такой случай действительно был.

С наступлением темноты курсанты оста­вили свою позицию и ушли. Когда казаки переправились через речку, там их ждало три курсанта, перешедших к нам и показав­шим, что на нашем участке их было тысяча бойцов, на другом к западу — две тысячи, но там казаки к вечеру их обошли и обе груп­пы должны были оставить свои позиции. Всех своих раненых курсанты бросили вме­сте с тремя сестрами милосердия, у которых была записка их командира «оставляем всех своих раненых в расчете на ваше благород­ство». Конечно им не причинили никакого вреда.

На следующий день мы выступили очень рано, надеясь догнать курсантов на походе. Так оно и случилось. Курсанты строили «ка­ре», чтобы отбить атаки нашей конницы, но под огнем нашей артиллерии и многочислен­ных конных атак казаков гибли, не желая сдаваться. Обе группы были уничтожены. В дальнейшем мы двигались более свободно.

Про то, что было на Донском фронте ген. Деникин писал: «В середине мая началось наступление и Донской Армии. Правая груп­па ген. Мамантова, форсировав Дон выше устья Донца, в четверо суток прошла 200 верст, преследуя противника, отчищая пра­вый берег Дона и поднимая станицы. 25 мая он уже был на р. Чир… Другая группа пе­реправилась у Белой Калиновке. Третья форсировала Донец по обе стороны ЮВ Ж.Д. и преследовала отступающую 8-у армию кра­сных на Воронеж…» («Очерки русской сму­ты» том 5, стр. 1067). Группа ген. Секретева была в тылу у красных. В начале мая ку­банцы конной группы ген. Врангеля начали успешное наступление на Маныч, Сал, заня­ли ст. Великокняжескую и успешно насту­пали на Царицын.

Что же происходила на фронте у восстав­ших? — Конечно красное командование знало о целях нашего похода и прилагало все усилия, чтобы не допустить нашего соеди­нения с восставшими казаками. Но ни наше­го продвижения к ним, ни уничтожить их — тоже не могло. Борьба была жестокой и неравной. Пощады не было ни с той ни с другой стороны, не миловали ни старых, ни малых, ни женщин. У красных неограничен­ные запасы всего: людей, оружия, снаряже­ния, у восставших — всего не хватало. Пос­тоянной связи с донским командованием не было.

С 16 мая шли очень упорные бои за пере­правы через Дон. Красные стремились пере­правиться на правый берег и захватить Вешенскую, где находился штаб восставших казаков. В ночь на 17 мая красным удалось захватить переправу «Обрыв», у восстав­ших здесь кончились патроны. Красная ар­тиллерия в упор расстреливала казаков. Пе­реправился пехотный полк при 18-и пулеме­тах и эскадрон конницы. Все они повели на­ступление на хут. Безбородов, ст. Еланской. К вечеру они были отброшены конными ата­ками казаков, потеряв 12 пулеметов и 170 пленных, остальные были изрублены при ата­ках. Но красным потери были не страшны, у них всего было вдоволь.

19 мая от летчика кап. Веселовского, при­летевшего к восставшим, их предводитель ес. Кудинов узнал, что конница ген. Секретева запоздала, ибо дойдя до слободы Дегтево бы­ла возвращена обратно для ликвидации кра­сных занявших Миллерово, но теперь она опять идет на север на помощь восставшим и прибудет не позже, чем через пять дней. Кудинов немедленно сообщил об этом по всему своему фронту, это сильно подняло дух восставших.

На рассвете 21 мая красные, 15-я Инзенская пех. дивизия, 3-ий Московский латыш­ский, 3-ий Богучарский пех. полки, сводная бригадах московских и ленинградских кур­сантов, два батальона матросов, несколько карательных отрядов и крестьянских дру­жин, повели наступление на фронте в 60 верст, соприкасаясь со станицей Акишеевской. Шли очень ожесточенные, упорные бои, горели хутора, переходившие не раз из рук в руки. До 23 мая бои шли с переменным успехом. 24-го красная пехота энергично на­ступала по всему фронту 3-й и 4-й дивизии восставших. Не смотря на многочисленные конные атаки казаков, к вечеру «товари­щи» смогли занять хут. Попов и Матюшкин. прервав связь между ст. Казанской и хут. Шумилиным, то есть между 3-ей и 4-ой ди­визиями. С наступлением ночи во всех хуторах занятых красными начались грабежи, насилия и расстрелы женщин, стариков и детей, оставшихся на хуторах.

На участке 5-ой дивизии восставших, кра­сные были отбиты и их правый фланг отбро­шен за р. Хопер.

24 мая в Отряде ген. Секретева, при под­ходе к хут. Сетракову, в руки 8-ой дивизии, да и всего отряда, попали громадные обозы «товарищей» удиравших от ген. Мамантова, наступавшего в районе ст. Усть-Медведицкой. К вечеру мы ночевали в 6-8 верстах от Дона. Хутор Сетраков был нами занят без боя. Пехота красных ушла и заняла пози­ции в камышах у реки. При занятии хутора нас сильно удивило полное отсутствие жите­лей, даже детей. Но вскоре причина этого явления стала понятна. Наш левый боковой дозор, пройдя версты полторы от хутора, об­наружил, недалеко от «шляха» крутую, глубокую и широкую балку. Вся она была заполнена расстрелянными стариками, жен­щинами, детьми, не исключая и грудных младенцев. Не допускалась возможность та­кой безсмысленой жестокой расправы даже над ни в чем не повинных младенцев… Все это сильно ожесточило наших казаков.

При приближении к Дону нашей 8-ой ди­визии большое сопротивление оказал пехот­ный полк, которым командовал гвардейский капитан царской службы Козлов. Он был взят в плен со своим полком — около 2000 человек. Сражался полк очень упорно. Его поддерживала тяжелая батарея с другой стороны реки, которую я хорошо видел в бинокль, но «достать» ее не мог из-за даль­ности расстояния. Позиция полка была в густых камышах. Он успешно отбил три конных атаки 78-го полка. Ген. Кучеров от­правил 96-ой полк для захвата батареи кра­сных. А мы, 7-ая и 8-ая батарея, по собствен­ному почину заняв позиции ближе к камы­шам и развернувшись под ружейным огнем красных, открыли по ним в упор убийствен­ный огонь. И когда наша конница вновь ата­ковала их, они подняв руки, вышли из ка­мышей и сдались. Многие из них были ра­нены. Часам к 12-ти бой у реки был закон­чен и наши полки бросились вплавь через Дон.

Я присутствовал при допросе командира полка красной пехоты капитана Козлова. Он держал себя очень свободно и независимо, доказывая ген. Кучерову, что сдал полк до­бровольно.

«Добровольно? — спросил ген. Кучеров — А кто отбил конные атаки казаков, ведь ваш полк сдался лишь, когда наша артилле­рия стала его расстреливать в упор? Кстати, а где ночевал ваш полк?»

«В хуторе Сетракове» — совершенно спо­койно ответил капитан Козлов.

Тогда ген. Кучеров также спокойно задал ему вопрос: «Кто же расстрелял там ста­риков, женщин, даже грудных детей? И всех сбросил в глубокую балку?»

Красный командир на этот вопрос ничего не ответил, понурил голову и тяжело вздох­нул…

При опросе пленных солдат полка ими были выданы все, кто участвовал в этом ужасном преступлении. Таких извергов бы­ло не мало, все они понесли заслуженное на­казание, так же как и их командир.

Кудинов так описывает последний бей вос­ставших казаков. К 9-и часам утра 25 мая половина станицы Казанской и хут. Шуми­лин были заняты красными. До 12-ти шел ожесточенный бой на улицах станицы, крас­ные постепенно теснили казаков, неоднокра­тные конные атаки которых не давали зна­чительного успеха. Казаки, из-за недостат­ка патронов, начали отходить. К 2-ум часам дня послышался подоблачный шум несколь­ких пропеллеров. Четыре самолета, первые предвестники приближения помощи, быстро опустились, каждый в своем направлении. Кап. Веселовский быстро разыскал ближай­шую телефонную связь и сообщил в штаб восставших: «Конная группа ген. Секретева оставлена мною на хут. Федоровском в 5-ти верстах от ст. Казанской. Сейчас ген. Се­кретев наступает на Казанскую». И в то время, когда красные жгли все в Казанской, над их цепями стали рваться снаряды груп­пы ген. Секретева. И по всему фронту вос­ставших, по телефону было передано радост­ное известие о приходе конной группы ген. Секретева, который, не задерживаясь, бро­сил вплавь свою конницу через Дон, 26-го мая она обрушилась на Мигулинскую, 28-го была взята Усть-Медведицкая…

В свое время инициаторы восстания конеч­но предпологали получить скорую помощь от Донской Армии. Но дальность расстояния до донского фронта (300-350 верст) и отсутст­вие связи помешали этому. Еще больше ме­шало этому то, что ген. Деникин, главноко­мандующий В. С. Ю. Р. при ген. Краснове не разрешил дон. командованию, как оно хо­тело, сразу оказать помощь восставшим. Но это стало возможно при новом Атамане ген. А.П. Богаевском.

Мне трудно описать те чувства, которые переживали мы, чины отряда ген. Секретева, при своем соединении с восставшими… А еще труднее передать, выразить словами, то волнение, те чувства, ту неограниченную ра­дость, охватившую восставших, особенно стариков, женщин. Всех нас встречали, как спасителей, как избавителей от верной, лю­той жестокой смерти…

Генерала Секретева окружили особенным вниманием, ему целовали руки, коня его ук­рашали цветами, по земле стелили ковры. Женщины останавливали его коня, поднимая своих детей говорили: «Смотри и запомни, это наш спаситель от безбожных товари­щей…» Древние седые старики, опираясь на «байдики», подходя к нему «гутарили»: «Спасибо! Спасибо, наш сынок! Нас ты спас от верной смерти, Бог тебя вознагра­дит за этот подвиг. А наше Войска и мы также не забудем тебя!»

Ликование было неописуемо, хотя жестокие бои не были закончены и продолжались. Мало кто спасся из красных, но и казаки не­сли большие потери: красные дрались очень упорно, в плен не сдавались.

Три дня наш отряд отдыхал, а восставшие казаки приводили себя в порядок. Вскоре дон. командование переформировало их пол­ки и влило в Дон. Армию. Наш же отряд продолжал наступление на север, выполняя новую задачу командования. К 20-му июля 19 года мы заняли Бутурлиновку, 23-го пе­редали этот район пех. дивизии ген. Гусельщикова, а сами вошли в подчинение к ген. К. К. Мамантову. 25 июля начался знамени­тый поход-рейд по тылам красных ген. «Ма­мы», как говорили «товарищи». Но об этом рейде надо писать отдельную статью.

Нью-Йорк

М. Бугураев
http://paysnatal.ru/poxod-k-vozstavshim ... -buguraev/

Аватара пользователя
Гусельциков
Сообщения: 274
Зарегистрирован: 20 июн 2013, 22:02
Откуда: Запорожье. Украина
Контактная информация:

Re: Поход к Верхне-Донским повстанцам

Сообщение Гусельциков »

К ИСТОРИИ ВОССТАНИЯ ВЕРХНЕДОНЦЕВ

Весной 1919 года на Верхнем Дону бушевало так называемое «Вешенское» антибольшевист­
ское казачье восстание (с центрам в станице Вешенской, по имени которой оно и получило свое
название). Воспоминаний непосредственных участников восстания о тех далеких событиях
сохраншось не так уж и много, В большинстве своем они написаны в эмиграции и современному
российскому читателю почти не знакомы1. В силу малограмотности и узкого кругозора авторов, они
носят явно выраженный отрывочный, эпизодический характер (исключение, пожалуй, составляют лишь пространные воспоминания номинального главы верхнедонских повстанцев
П. Н. Кудинова2). Тем не менее, эти материалы вполне заслуживают пристального внимания.
К разряду таковых источников по изучению событий Гражданской войны на Верхнем Дону
относятся и воспоминания донского казака К. М. Кирееве3, долгие годы прожившего вдали от
Родины, которые мы и предлагаем читателю4. Проведенные нами изыскания с известной долей
уверенности позволяют говорить об их первой публикации на территории России. Мало того,
розыск каких-либо сведений об авторе воспоминаний не принес положительного результата ни в
каталогах отдечов литературы Русского Зарубежья Российских исторической и государственной
библиотек, ни в базе данных библиотеки Русского Зарубежья.


1919 год. На 1 февраля5 назначена была сессия Большого Войскового Круга6. Члены Круга должны были сделать по округам Окружные совещания и подготовить свои окружные дела для рассмотрения их на Войсковом Круге.
Наш Верхне-Донский округ7 назначил это совещание на 6 января. Когда приехали некоторые члены Круга на это совещание, то в нашем округе уже шли митинги8 под руководством вахмистра Фомина9. Окружные власти были бессильны остановить нахлынувших красных10. Поэтому наш окружной съезд был отложен на 27 января и должен был состояться в Новочеркасске11.
Мы с моим коллегой, который жил на одиннадцать верст ближе к станции жел[езной] дороги, уговорились, что я к нему приеду 24 января, и у него будет готова обывательская подвода для доставки нас на станцию.
21 января пулеметы уже трещали по правую сторону Дона. Я упрашиваю своего коллегу выехать 22 января, но он заявил мне, что раньше 24-го не выедет, ибо он надеется, что полковник Икаев с[о] своими осетинами разобьет большевиков12.
Тяжело былождать эти два дня, но делать было нечего, тем более коллега начал подтрунивать надо мной, называя меня трусом.
Рано утром 24 января запрягаю коня, забираю кое-какие вещи, и жинка везет меня к нему.
Когда въехали в хутор, который состоял наполовину из хохлов, там уже творилось столпотворение Вавилонское; шла эвакуация полным ходом.
Обывательская подвода, конечно, нас везти отказалась. Я растерялся, да и коллега мой говорит: «Не знаю, что и делать?». Тогда я предлагаю ему свой план: «Оставляю у тебя мой багаж; еду домой обратно, запрягаю других моих коней, найму в кучера соседа иногороднего13, и он нас довезет до станции на моих лошадях».
Предложение мое было принято. Сбросил я все и быстро помчался домой. К моему возвращению по нашему хутору уже было оповещено, чтобы все население вышло встречать большевиков с хлебом-солью.
Вижу, идут старики и посматривают на меня, а я не обращаю, будто, на них внимания и еду прямо к моему соседу иногороднему (он кучеровал) и говорю ему: «Кум, едем в Миллерово на моих лошадях». Он спрашивает: «Когда?». «Сию же минуту!». «Да ты смотри, что тут делается, вот уже большевики в нашем хуторе», - отвечает он мне. Я говорю ему: «Это тебя совершенно не касается, на всем моем 60 рублей довольно?». Он говорит: «Довольно».
«Ну, так едем!». Поспешно бросили на воз чувал овса и вязанку сена и ходу. Все это заняло 5-10 минут, и мы были в пути. «Ну, слава Богу - думал я. - Выскочил от большевиков».
Рассказывали мне после о том, что было, когда наш хутор встречал большевиков. Командир говорил: «Не бойтесь, товарищи, вы как жили, так и будете жить, а выдайте нам ваших главарей-кулаков». Его спрашивают: «А кто это главари и кулаки?». «Да это такие, которые атаманами были, или на других каких царских должностях», - отвечает командир. «Да вот у нас член Войскового Круга сейчас поехал в Новочеркасск» - не выдержал один. «Ах, вот его бы самого и надо!» - сожалеют большевики. «Так его еще можно вернуть, товарищ командир» - отвечает голос из толпы. А другой, видевший, как еще утром повезла меня жена, отвечает ему: «Где вы его догоните, он уж верст тридцать отмахал, небось!». «Как!? Сейчас только с нами встречался, его кучер повез на его гнедых в дышлах!».
Тут командир отдал приказание: немедленно погнаться за мной, догнать и привезти. Появляются четыре красноармейца на добрых конях. Комиссар вызывает одного из толпы казаков. Вызывается урядник Коньков. Садится он на коня и с места в карьер ведет красных кратчайшим путем наперерез мне. Хоть и шибко мы ехали, но погонщики отрезали нам путь и остановили.
1.jpg
1.jpg (111.32 КБ) 4871 просмотр


Урядник наш молчит, а один из красных кричит: «Куда едешь?!». Растерялся я в этот миг и отвечаю по правде: «В Новочеркасск». «Зачем?». «Получил телеграмму, правительство вызывает». «Какое у тебя там правительство, вертай!».
Поворачиваем обратно и приезжаем прямо к правлению. Кучер с подводой и лошадьми поехал ко мне, а меня попросили войти в правление. Вхожу. Попросили сесть. Тут же меня обыскали, деньги забрали, записали в какую-то книжечку и говорят: «За деньги будьте покойны, не пропадут» и посадили меня в нашу тигулевку.
Сижу день. Конечно, страшно, одного меня охраняет целый караул! Но не дали долго скучать. На третий день ко мне привели еще несколько человек моих хуторян. А через неделю тюрьма наша уже была переполнена. Вся головка станицы, самые честные, порядочные и хорошие казаки очутились в тюрьме своей станицы.
Один молодой урядник, фронтовик, будто бы с левым душком был, а все-ж таки и он сюда попал. Почти каждый день группами вызывали отсюда на допрос, но обвинений особенных не предъявляли, кроме того, что требовали денег, обыкновенно по 50 000 рублей. Но урядника молодого ни одного раза не допрашивали. И только 26 февраля его вызывают на допрос и освобождают.
27 февраля восставшие казаки - вешенцы, мигулинцы и казанцы уже покончили с окружным советом и стали наступать на станицу Каргинскую14.

Аватара пользователя
Гусельциков
Сообщения: 274
Зарегистрирован: 20 июн 2013, 22:02
Откуда: Запорожье. Украина
Контактная информация:

Re: Поход к Верхне-Донским повстанцам

Сообщение Гусельциков »

Смотрим в окно, перед нами, на площадь выстраиваются войска. Это молодые хохлы и некоторые наши казаки. Смотрим, урядник, который сидел с нами в тюрьме формирует себе тут сотню и ведет ее в бой против восставших казаков.
Оказывается, этот урядник был подсаженным к нам шпионом. Он выслушивал наши мнения, в высказывании которых мы в тюрьме не стеснялись, и докладывал большевикам. Вечером 27 февраля, часов в девять, заявляется к нам сам станичный комиссар и начинает допрашивать - кто, за что арестован. Тем, которые были арестованы как участники расстрела Подтелкова15 и Кривошлыкова16, комиссар приказал остаться. Доходит очередь и до меня.
Я ему отвечаю, что не знаю, за что арестован. Мол, арестовали, посадили, сижу, не зная за что.
Тут неожиданно один вахмистр «помог» мне, подсказав, что «он сидит, как член Войскового Круга».
Наконец, комиссар перебрал всех и, кроме восьми человек, в том числе и меня, всех отпустил по домам. Отдав тут же приказание: «Этих восемь человек расстрелять», к отпускаемым он обратился с такими словами: «Мы отступаем, а вы идите домой и к восставшим не приставайте, иначе через три дня и вы будете все расстреляны».
Когда комиссар и отпущенные ушли, мы заметили, что куда-то смылся и караул. Но, тем не менее, некоторое время продолжаем сидеть в жутком ожидании, что вот-вот придут и поведут нас на расстрел. Прождав немного, потихоньку выходим на двор, прислушиваемся - в станице могильная тишина. Тогда один из нас побежал в комиссариат и, вернувшись оттуда, говорит, что и там никого уже нет. Тут мы и бросились вразброд по домам.
Когда восставшие дошли до нашей станицы, то у них в тылу в некоторых хуторах оставались казаки с неопределенным поведением17, и поэтому восставшие не остались в нашей станице, опасаясь за свой тыл, и отступили в станицу Каргинскую.
На другой день казаки бросились в станицу разбирать свои седла, которые были у всех отобраны и лежали в ст[аничном] правлении, т[о] е[сть] в комиссариате. Красные же узнали, что восставшие отступили, и прислали в нашу станицу разъезд, который и подоспел как раз к концу разбора седел.
- Кто вам позволил разбирать седла!? - заорали большевики. Казаки переглянулись и, как воробьи, рассыпались врозь.
За разъездом вошли в станицу главные части, и большевики опять воцарились в нашей станице. Вечер прошел в хуторе тревожно. Все узнали, что станицу опять заняли большевики.
Темно вечером пришли ко мне человек десять казаков и спрашивают моего совета - «Что будем делать?». Я говорю - восставать, другого выхода нет.
У меня четыре коня, и некоторые просят у меня коней. «Забирайте - говорю - всех из конюшни, кроме одного, на котором я сам выеду». «А какое оружие мы имеем?» - спрашиваю я.
Оказывается 60 винтовок и много патронов. Фронтовики обещались еще подсобрать патронов. Наутро назначили сбор у староверских кладбищ.
Казаки ушли по домам ждать утра. Я тоже лег спать. Вдруг залаяли во дворе собаки. Жена посмотрела в окно и будит меня: «Вставай поскорея, едут четыре верховых!» Я особенно не растерялся, подумав, что это наши восставшие, но обул валенки и надел теплый сюртук. Приехавшие, привязав лошадей, подошли к моим дверям, застучали. Выходим с женой за одним хлопом, чтобы не заметили, что нас вышло двое. Жена спрашивает: «Кто такой?» Голос казака нашего хутора отвечает: «Это я, отворись!» «Зачем?» «К.М. дома?» - спрашивает тот.
«Нет его!». «А где-же он, уехал?». «В Усть-Медведицкую; работник возил товарищей и бросил там сани и хомуты, Только коня одного привел, так он поехал за санями» - начинает наливать жена. В ответ ей раздается повелительный голос: «Отворяй!».
Жена отворила. Я стал за дверью. Ночные гости вваливаются в коридор и, оставив одного у наружных дверей на часах, идут в комнату. Часовой стал у дверей лицом наружу с винтовкой на изготовку. Нас с ним разделяет только раскрытая во внутрь дверь. Слышу, как остальные шарят по комнатам, ища меня. Слышу голос одного: «Что ты под стол лазишь? ...Под столом, что ли, будет он сидеть?».
Куча всяких мыслей роится в моей голове вокруг вопроса: «Что делать?»... Вырвать винтовку у часового, прикончить его здесь и самому броситься в сады?... Но семью всю расстреляют. Наконец, слышу, как красные выходят. Положение мое стало еще более критическим. Как только откроется внутренняя дверь и осветится коридор, меня должны непременно увидеть. «Ну - думаю - конец, значит». Но как только красные взялись за дверную ручку, жена задувает лампу, как бы спеша лечь в постель. В коридоре темно, и красные проходят мимо меня. Часовой следует за ними, все отвязывают коней, садятся и выезжают со двора.
- Что будем делать? На этот раз чудом спасся, а другой раз могут захватить, - говорит жена.
- Бежать надо к восставшим верхнедонцам, хотя не знаю где они, но нужно ехать в ту сторону, откуда они гнали красных, - говорю я и немедленно высылаю сноху обратовать коня, а сам начинаю убираться в путь.
Только обулся, слышу - верховой мчится к моему двору; ухожу в кухню и хоронюсь там. Слышу, приезжий разговаривает с моей семьёй. Подбегает к дверям кухни сноха и кричит: «Папаша, идигя! Петр Афанасьевич приехали».
Тут я выхожу и спрашиваю Петра Афанасьевича, в чем, мол, дело. Отвечает, что «приехали конные красные в числе двенадцати человек, разделились натри партии, шарят по хутору и забирают всех, которые сидели под арестом. Моего Алешу взяли, а я спал у соседей, пришел домой, а жена говорит - уезжай скорея, Алешу взяли и тебя ищут».
Он тогда оседлал коня и заехал ко мне. Оседлал и я коня, и мы вдвоем напрямую проскакали темной ночью 25 верст и к утру уже были среди восставших верхнедонцев под командой Павла Назаровича Кудинова18.

Казак ст.Вешенская, главнокомандующий повстанческой армии Кудинов Павел Назарович
2.jpg
2.jpg (87.35 КБ) 4867 просмотров


В этот же день весь наш хутор восстал. Выехало всего из нашего хутора 180 человек конных.
Старики свыше 50 лет19 были обозными и кашеварами. Узнали про мое местонахождение и присылают гонцов с просьбой - пожаловать в сотню. К моему удивлению, выбирают меня командиром сотни. Долго пришлось отказываться, говоря, что я - старый вахмистр, что на Германском фронте не был и что в настоящий момент не смогу быть командиром сотни. Но хуторцы упорно настаивали. Решили баллотировать. Тогда я, отказываясь от должности командира сотни, предложил себя в его помощники. Казаки с этим предложением согласились, и я стал помощником командира сотни, хотя в набеги и в наступления приходилось вести сотню мне20.
Воюем март-апрель. Дела идут великолепно21. Успехи хорошие. Отбили себе у красных два пулемета. Казаки веселые, в наступления идут охотно, а в бою стойки, как никогда.
28 марта в нашем хуторе в бою убили у нас пять человек. Потом весь апрель были страшные бои, набеги ночные, атаки. В удачных набегах только и подживались патронами и оружием.
Во второй половине апреля, этак около 20-го, от моей сотни стояла застава. И вот к этой заставе вдруг пришла казачка и говорит: «Дядинька, тибе кличет комиссар, чивой-то табе хочет сказать важное». «А где он?». «Вот за этим бугорком!». «А сколько их?». «Один».
Казаки начали предполагать, что это кто-то из наших убежал от красных и хочет перейти.
Пошли туда, а там действительно оказывается комиссар. Наши спрашивают его - в чем, мол, дело?
«Меня начальство наше прислало к вам, чтобы вести с вами переговоры о мире» - отвечает тот. Начальник заставы посылает в сотню, а я командиру полка. Последний говорит мне: «Поезжайте сами и узнайте в чем дело». Я поехал и уговорились с ним о том, что завтра, в 10 часов, на указанное место собраться представителям сторон, по восемь человек с каждой. У нас полк четырехсотенного состава. От каждой сотни выбрали по два делегата. В число этих делегатов попал и я. Утром в назначенное время приезжаем на заставу и выезжаем на условленное место.

Белая армия Белое дело № 15 стр. 26-29

Аватара пользователя
Гусельциков
Сообщения: 274
Зарегистрирован: 20 июн 2013, 22:02
Откуда: Запорожье. Украина
Контактная информация:

Re: Поход к Верхне-Донским повстанцам

Сообщение Гусельциков »

(продолжение)
Видим, что большевицкая делегация уже поджидает нас. С разрешения командира полка, я взял сотню и поставил ее в скрытом месте на случай каких-либо неожиданностей.
Наконец съезжаемся. Начинает говорить один с их стороны с еврейским акцентом. Говорит, что они несут благо народу, а белые, мол, рабство и унижение. Ни до чего тут мы не договорились и решили переговоры продолжить и на завтра, также в 10 часов на том же месте, и разъехались. Не знаю, почему у них возникла мысль встать с нами в переговоры. Мы же предположили, что у них что-то неладно, раз сами первые идут на переговоры. Было очень интересно узнать, что же у них делается. К тому же эти переговоры могли дать хоть маленький отдых нашим измотанным частям.
На другой день опять съехались. От них еще один новый оказался, видно, что интеллигент.
Красные его называют командиром полка. Начинаем разговаривать. Командир полка говорит много и, в конце концов, восклицает: «Говорят, что мы грабим, насилуем. Ничего подобного! Мы вот три месяца стоим в хуторе К.22 Узнайте, что мы сделали что-либо дурного! Желательно было бы, чтобы кто-нибудь из хутора К. поехал с нами и убедился лично в ложности всего того, что о нас говорят».
И начинает он вызывать охотника, кто бы поехал с ними в наш хутор, а завтра, мол, вернем его на это же самое место. Охотников среди нас не оказалось. Тогда большевики начинают предлагать двух заложников за одного нашего.
- Ай рискнуть? - говорю я своим.
- Да будь они прокляты! Что им два мужичонка за Вас? - отвечают мои.
Тут большевики начинают еще больше уверять нас, что наш делегат непременно будет доставлен обратно. Очень уж захотелось мне узнать, что творится в нашем хуторе, и я изъявил согласие ехать с ними.
Большевики тут же оставляют двух заложников, я распрощался с[о] своими, и мы с места в карьер скачем в наш хутор. Подъехали к хутору. Комиссар спрашивает у меня - где мой дом. Я указываю ему. Он отправляет остальных в часть, а сам со мной направляется к моему двору. Издали, сажен за полтораста, вижу - во дворе стоит моя жена и смотрит на нас. И с места не тронулась, пока мы не подъехали к ней вплотную. Комиссар спрашивает ее:
- Твой муж, бабка?... А бабка моя молчит, точно онемела. Только когда я обратился к ней, чтобы она отвечала, она призналась. Оказывается, она решила, что меня захватили в плен и привели к моему дому, чтобы на ее глазах зарубить.
Я при комиссаре спрашиваю, что у нас забрали. Жена отвечает, что вот мы с тобою только и остались, а все остальное все забрато. Сено, солома, товар - все оказалось сметено. «А в амбаре есть что?». «Сколько на гумне, столько и в амбаре» - отвечает жена. А на гумне было столько скирдов соломы и сена, что и за час не обойдешь...
- Это разве не грабеж? - говорю комиссару.
- А это обязательно, кормить и людей, и лошадей надо? - отвечает он.
Вечером нашло к нам полон двор баб. Каждая спрашивает про своих. Я во всеуслышание отвечаю им, что все наши хуторцы живы и здоровы и дерутся, как львы. Подошло и человек 50 красноармейцев посмотреть на живого кадета.
Признаться, у меня сердце екало, но виду не подаю, с бабами весело разговариваю, показываю, что эта война нам будто игрушка.
У меня в доме, оказывается, стоят 9 человек красных. Ночью все красные ушли на заставу, и мы остались сами. Погасили огонь, и я начинаю расспрашивать про жизнь. В 11 часов ночи кто-то стучит в дверь. Мы подумали, что это кто-нибудь из постояльцев с заставы и отворили. Входит тот комиссар, который привел меня. Зажгли огонь. Спрашивает: «Вы улеглись спать?». Я говорю: «Да». «Так вставайте, едем в станицу в штаб». Ну - думаю - так!... «Вы же, товарищ, говорили и на плаху голову клали, что Вы доставите меня завтра на заставу, а теперь расстреливать ведете?». «Как расстреливать? Ничего подобного! Наш главный штаб желает с Вами говорить». Я отвечаю ему: «Знаю, какой разговор бывает с нашим братом в 12 часов ночи». «Да оставьте глупости и убирайтесь живее!» - кричит уже комиссар.
Наконец я готов. Жена, сноха и внучки плачут. Комиссар кричит на них: «Что вы плачете?! Сейчас же приедем обратно!». Тогда жена говорит мне: «Скажи ему - и я поеду с тобой, посмотрю, может быть, последний раз - что с тобой будут делать». Я передаю комиссару, что вот, мол, жена желает вместе поехать. Он помолчал немного и говорит: «Пусть едет».
Выходим на двор. У крыльца стоит запряженная тачанка и восемь верховых, как конвой. Ночь была темная, и накрапывал дождь. Приехали в станицу в 12 часов ночи. В штабе ни одной души не оказалось. Поехали на квартиру к одному из комиссаров. Разбудили его, и мой комиссар докладывает. Тот отвечает, что не знает зачем Вас сюда и вызывали, и посылает к начальнику дивизии. Пошли к этому и стучимся. Раздается голос: «Кто там!?». «Комиссар Игнатьев!» - отвечает мой. «Что нужно?». «Куда прикажете казачьего делегата девать?». «Не знаешь куда девают?... В штаб, а ты пустил его к жене ночевать. Он высмотрит все, а там ночью нагрянут г. вырежут вас всех!». Игнатьев отвечает ему: «Я завтра должен к десяти часам доставить его обратно на заставу».
Тот кричит из комнаты: «Не на заставу, а он у нас останется заложником!». «Не забудьте, товарищ, я оставил за него там двух наших заложников». Начальник дивизии помолчал и говорит: «Ну, после переговоров доставь его на заставу». Мы с женой, конечно, стоим и молча слушаем их разговор.
Вернулись опять к тому же комиссару ночевать. Их двое в одной комнате. Дают нам одну кровать. Один говорит: «Есть отдельная комната, может быть там ляжете, хотя там нет кровати». Я говорю, что отдельно ляжем. Тогда бросают нам одеяла, подушки, шинели, и мы собираемся спать в отдельной комнате. Тут наш комиссар спрашивает хозяина во сколько часов собирается штаб? Ему отвечают, что к часам девяти. «Да к девяти часам мы из хутора приедем!» - говорит наш комиссар. «Конечно, приедете» - отвечают ему. Тогда Игнатьев раздумывает и приказывает нам обратно садиться на тачанку, и мы поехали домой.
На этот раз домой он меня уже не пустил, а привез к .себе. Здесь было много красных, и все спали обутые, одетые, с винтовками при себе. Думаю себе: «Научили вас, чертей, в тылу одетыми спать!». Жена моя пошла домой, а я остался у комиссара.
Утром конвоирует меня красноармеец в мой дом, чтобы я взял своего коня, а во дворе моем уже полно баб и красных. Одна барыня, землевладелица нашего хутора, пришла и тихонько мне говорит: «И зачем Вы приехали, Вас не пустят, а расстреляют». Я говорю о заложниках. «Да что за Вас эти два мужичонка» - продолжает баба. Настроение мое падает. «На самом деле, думаю, солдат у них много, а я, все же, командное лицо». Но виду не подаю и весело разговариваю с односумьями.
Надо заметить, что перед этим, дня за два, на толоке нашего хутора, около одного большого яра, был бой. В этом бою мы победили у красных девять коней и казаки, под пулеметным огнем, поснимали с них седла. Тогда же вечером, вернувшись в хутор, красные хвастались, что под тем яром они побили всю сотню нашего хутора, и что ни один живым не вернулся назад. Поэтому жены наших казаков усиленно добивались, чтобы я сказал им правду, когда кого убили, чтобы знать, когда поминать. Я им громко говорю, что мы в тот день девять лошадей убили у красных, два пулемета забрали, а у нас ни один не был даже ранен. Красные молчат.
Подзакусил я дома, взял коня, винтовку, шашку и, сказав своим, что к 12-ти часам вернемся из станицы, заедем к комиссару, и меня поведут на заставу, и вы меня можете еще раз увидеть, поехал под конвоем к комиссару.
В 9 часов приезжаем в штаб, где нас уже ждали. В комнате сидело 16 человек главковерхов; по виду все интеллигенты. Когда я вошел, все встали и по очереди подходят ко мне и жмут руку. Затем начинает главный из них:
- Почему казаки восстали и на кого надеются?
Я твердо сжал почему-то головку шашки левой рукой и еще туже винтовку в правой и смело отвечаю:
- Вы сами заставили нас восставать. Когда входили в нашу станицу, так вас встречали с хлебом-солью. А через три дня вы начали арестовывать и расстреливать самых порядочных и честных казаков. За короткое время в Казанской станице вы расстреляли 360 казаков, в Мигулинской еще больше, в Вешенской до 500 человек в Дон, под лед пустили, в нашей маленькой станице 140 казаков расстреляли23. Нам ясно стало, что ни один казак не гарантирован, что его сегодня ночью не возьмут и не расстреляют. Вот почему все поголовно восстали. Каждый из нас решил: «Хоть умирать, так с честью, с оружием в руках».
- А где же вы оружие набрали, ведь вы все винтовки сдали товарищам?
- Каждый казак за время войны приходил в отпуск по два, по три раза. Каждый раз приезжал с винтовкой, а возвращался без нее. Когда вы потребовали сдачи оружия, они по одной винтовке вам сдали, а по одной, по две оставили, на всякий случай, у себя. Вот они и пригодились
- отвечаю им откровенно, чтобы они не считали казаков дураками.
- А на кого вы надеетесь? - спрашивает старший.
- На самих себя. Мы, восставшие, знаем, что с нами будет, если вы победите, а потому один на десять, или десять на сто для восставших ничего не значит, потому как все равно, и так, и этак побьют.

Ермаков_Харлампий_Васильевич.jpg
Ермаков_Харлампий_Васильевич.jpg (23.9 КБ) 4838 просмотров

Казак хутора Базки, командир 1 повстанческой дивизии Вешенской Ермаков Харлампий Васильевич

Дальше начинают спрашивать, что же вы, мол, раньше говорили, что без офицеров никак нельзя, а теперь обходитесь без них, да еще как, приходится перед вами отступать. Подымается общий смех. Дальше задает такой вопрос:
- Почему вы каждый раз, когда мы наступаем, отступаете за Подгрушинскую гору?
Я им отвечаю:
- Потому, что, дойдя до этой горки, одну сотню мы оставляем на позиции, а другую пущаем по удобным балкам, которые красным известны, в тыл. Когда эта сотня появляется у вас в тылу, у вас начинается паника, и наша позиционная сотня начинает наседать на вас и забирать пулеметы и подводы с патронами. Уже седьмой раз это повторяется.

Белая армия Белое дело № 15 стр. 29-32

Ответить

Вернуться в «ХРОНОЛОГИЯ БОРЬБЫ»

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и 58 гостей